– Можно подумать, сегодня будут казнить всех заключенных этой тюрьмы поголовно.
– И много их?
Как мне было ни лень, но все‑таки я решил привести в порядок свой костюм. Мамуля всегда говорила, что одежда тролля – это первое, что бросается в глаза, и поэтому не стоит шокировать первого встречного своим внешним видом. Абсолютно с ней согласен – для этого у него или них будет масса других поводов.
– Ты о ком? – задал встречный вопрос гном.
– Ну, об этих, как его… – впервые за утро я напряг голову, – ну, этих, этих… ключенных –всплыло из амбара памяти мудреное словцо.
– Ты хотел сказать – заключенных?
– Во, точно! О них самых!
– Но, Лукка, мы и есть эти самые заключенные!.. И нас всего двое – ты и я, – разъяснил он.
– А что, заключенных всегда казнят?
– Ну, в основной массе… – вглядываясь в меня, сказал гном и запнулся. – Когда как. Бывает, одних сажают на долгое время за решетку в тюрьму или засылают на принудительные работы в какую‑нибудь глухомань на несколько лет, а бывает, просто… казнят.
Набат тревоги забил у меня между ушей, отзываясь под левой ключицей.
– Дож, ты хочешь сказать, что нас сегодня казнят?
Самое интересное было в том, что я не знал и не понимал значения этих слов: “казнить, казнят, казнь”. Но само их звучание настораживало и несло в себе что‑то холодное и колючее на ощупь.
– Насчет себя я не уверен, а вот насчет тебя, громила, извини… Местный властитель никогда не забывает тех, кто критикует его в Сенате, редко прощает тех, кто посмел оскорбить его, а уж о тех, кто посмел… ну, в общем, то, что сделал вчера ты! Это, знаешь ли…
– А что я такого сделал?
– А это, сын мой, тебе объяснят на Небесах. – Мы и не заметили, как в камеру вошел монах в сопровождении пятерых стражников. – Или в преисподней. Впрочем, как посмотрит на тебя начальство.
– Вы имеете в виду Бога? – влез Дож – Дырявый Мешок.
– Да, гном, именно его я и имел в виду. Кстати, так как мы не нашли гномьего священника, тебе придется исповедоваться мне, – благодушно промолвил монах.
– Надо же, какая честь! – пробурчал Дож.
– А что делать, – блаженно пособолезновал священник, – наш правитель, храни его Господи, трепетно относится к вопросам религии и вероисповедания своих граждан, кем бы они ни являлись. Впрочем, к вопросам морали, нравственности и этики он относится не менее трепетно, – скосил он взгляд в мою сторону.
– Нет, господа люди! Я могу понять все, кроме этого! – взвился гном. – Меня‑то, меня‑то за что?! Мой проступок не столь тяжек, чтобы за него ложиться на плаху.
– Сын мой… – начал было монах.
– Я не ваш сын, ПАПА!!! Я сын своего народа! Слышишь, ты, переросток в сутане!!! – взорвался гном.
– Это уже мелочи, – сдержанно проговорил священник, – все мы дети Господа нашего, ибо созданы Им по воле Его.
– Ты еще скажи по образу и подобию Его! – хлопнул себя по брюху гном. – По воле родителей моих, идиот! Или уж на худой конец по воле богов Небесной Горы! То есть наших богов. И раз уж ваш губернатор‑маразматик так трясется над религией, так пусть предоставит мне счастье говорить с нашим священником.
– Я полностью согласен с тобой, малыш, – священник соболезнующее улыбнулся, – но обстоятельства таковы, что у нас, то есть у Владыки, просто нет времени на поиски.