Идеальным вариантом их развития для англичан и французов было бы выдвижение Германией возможно более широких территориальных притязаний к России. Это дало бы англо-французской пропаганде прекрасную возможность протрубить на весь мир о ненасытной алчности прусского милитаризма, наглядно доказывая, что справедливый мир с немцами невозможен, и они понимают только язык силы. Дальше оставалось дождаться того момента, когда советские представители отвергнут немецкие требования, как неприемлемые, и Россия возобновит войну с Германией.
События в Бресте развивались по похожему сценарию. Немцы на словах согласились с советским предложением мира без аннексий и с учетом права наций на самоопределение. Но выводить свои войска с захваченных территорий, пока идет война на Западе, отказались. Кроме того, германские дипломаты заявили, что Россия должна согласиться с отделением от неё Польши, Литвы и Курляндии, поскольку созданные их народами (под немецким контролем) органы власти заявили о стремлении к полной государственной самостоятельности.
События в Бресте развивались по похожему сценарию. Немцы на словах согласились с советским предложением мира без аннексий и с учетом права наций на самоопределение. Но выводить свои войска с захваченных территорий, пока идет война на Западе, отказались. Кроме того, германские дипломаты заявили, что Россия должна согласиться с отделением от неё Польши, Литвы и Курляндии, поскольку созданные их народами (под немецким контролем) органы власти заявили о стремлении к полной государственной самостоятельности.
Таким образом, Россия должна была понести существенные территориальные потери. Хотя вряд ли они были так уж тяжелы для руководителей советского правительства, учитывая их собственный лозунг о праве наций на самоопределение. Зато, приняв немецкие условия, большевики могли выполнить свое обещание дать стране мир и значительно упрочить поддержку среди населения. Вместо этого они вдруг начали готовиться к «революционной» войне с Германией.
15 декабря 1917 г. переговоры в Бресте были прерваны для консультаций дипломатов со своими правительствами. Условились, что они возобновятся 23 декабря 1917 года. Однако дело быстро пошло к тому, что вот-вот загрохочут пушки «революционной» войны. К этому советское руководство упорно склонял французский представитель Садуль, который, по собственному признанию, несколько недель вел среди большевистских лидеров активную кампанию в пользу создания добровольческой армии для войны с немцами, суля всестороннюю помощь Франции[571]. Поддержку Советской России гарантировали и американцы. Робинс и Джадсон добились от посла Френсиса разрешения пообещать Троцкому, что, в случае разрыва с Германией, Советская Россия получит из за океана амуницию, боеприпасы и кредиты[572].
Представители Англии и США даже предлагали советскому главнокомандующему Н.В. Крыленко по 100 рублей в месяц за каждого солдата в случае продолжения войны с Германией. Разумеется, не эти рубли заставили большевистских вождей поставить на повестку дня вопрос о начале «революционной» войны с немцами. Ценой вопроса была власть над Россией. Ленину было нужно, чтобы Запад не вмешивался во внутренние дела России в случае разгона Учредительного собрания и отказался от поддержки Белого Дона. Ради этого вождь большевиков был готов вновь ввергнуть страну в войну с Германией.
Но выдержит ли её русская армия? Не покатится ли она назад под ударами немцев до самого Петрограда? Случись такое и деньги, и боеприпасы, обещанные Антантой, не помогут. А вдруг и столица падёт? Немцы, взяв её, разумеется, не оставят власть в руках Совета народных комиссаров. Тогда революция погибла! Этого Ленин допустить не мог.
Поэтому, начиная с 15 декабря 1917 г., он несколько дней почти всё свое внимание уделял состоянию российских вооруженных сил. Армейские вопросы обсуждались на заседаниях Совнаркома 15 и 16 декабря. 17 декабря 1917 г. по предложению Ленина было созвано совещание представителей Общеармейского съезда по демобилизации армии. Для его участников Ленин составил длинный список вопросов. Главным из них был следующий: «следует ли с точки зрения состояния армии постараться затянуть мирные переговоры или революционный резкий и немедленный срыв мирных переговоров из-за аннексионизма немцев предпочтителен как решительный твердый переход, подготавливающий почву для возможности революционной войны?»[573].
Сам Ленин в это время склоняется к революционной войне. В проекте резолюции Совета народных комиссаров, составленной им 18 декабря 1917 г. черным по белому написано: «Пропаганда и агитация за необходимость революционной войны». И хотя в том же тексте несколькими строчками выше было обозначено намерение «продолжать мирные переговоры», однако предложение перенести их в Стокгольм, заведомо неприемлемое для Германии, означало шаг к их срыву. Тем более что параллельно намечались «усиленные меры по реорганизации армии» и «экстренные меры по обороне от прорыва к Питеру»[574].
В эти дни большевики не просто готовились к войне, но и чуть ли не провоцировали её. Именно так можно расценить воззвание к немецким солдатам не подчиняться приказам и сложить оружие, распространенное Петроградским телеграфным агентством[575].