Сесили обеими руками схватила крюк, подняла его над головой и кинулась на Арчера.
А его взгляд остановился на освещенной свечами Алисе, застывшей в позе вечной мольбы.
Мэри-Кейт увидела, как замер Арчер. Она едва дышала; от страха в жилах у нее стыла кровь. Из-за кляпа Меэри-Кейт не могла предупредить возлюбленного и только слабо стонала.
— Арчер!
Предостерегающий крик Берни раздался, когда железный крюк с неумолимой силой начал опускаться на Арчера. Нереальная, замедленная картина неотвратимого несчастья. Сесили, вооруженная безумием и решимостью; Арчер, неспособный двинуться и освободиться от паралича мысли и действия…
Берни нагнулась, выхватила нож, который всегда носила привязанным к лодыжке, и метнула его. Он воткнулся в корсет благопристойного платья Сесили, по рукоятку погрузившись в пульсирующее сердце безумной. Сесили рухнула на пол у их ног, по-прежнему судорожно цепляясь за железный крюк.
На ее лице разлилось выражение покоя, на губах появилась улыбка; она издала что-то вроде смешка. Никто не узнал, что она сказала. Это могло быть проклятие, благословение, предостережение. Раздался только предсмертный хрип.
Глава 40
— Как великодушно с твоей стороны, Бернадетт, — сказал Сэмюел, — что ты позволила похоронить Джеймса рядом с Алисой в усыпальнице Сент-Джонов!
Берни только улыбнулась. Да и что она могла ответить? Фамильный склеп казался вполне подходящим приютом для возлюбленных. Она так и сказала Арчеру, когда он спросил ее совета. Алиса и Джеймс — перед лицом вечности. Прочтут ли потомки выбитую на мраморе надпись и задумаются ли над историей двух любящих сердец или слухи о зверствах Сесили будут годами блуждать по Англии, становясь легендой? Время покажет.
Она стояла рядом с Сэмюелом, поодаль от собравшихся на похороны соседей, одетых в черное. Шепот вился, как дым, собирался в углах и ускользал через дверь. Все приглашенные на трапезу, которая последовала за церемонией погребения, были весьма уважаемыми людьми. Траур лишь усиливал сияние жизни, исходившее от их лиц.
Берни протянула руку в сторону одного из бесчисленных слуг, и в ней появился новый бокал с вином. Волшебное, ненавязчивое гостеприимство Сандерхерста. Достигнутое, однако, несколькими часами подготовки.
— Как мог случиться подобный ужас, а я ничего не знал? — сокрушался Сэмюел. — Разве я не должен был увидеть или почувствовать это?
Он обратил к ней воспаленные глаза. Бернадетт Сент-Джон положила ладонь Сэмюелу на плечо. Он сильно постарел, а за последние дни совсем сдал У Сэмюела появилось брюшко — верный знак того, что слишком много лет прошло с того дня, когда она со слезами на глазах прощалась — с ним. Его бакенбарды отливали серебром, вокруг глаз залегли морщинки. Годы не пощадили его.
— Сесили преступила основные законы любой веры, Сэмюел. Прощение, надежду, раскаяние, любовь.
— Но это же был ее ребенок! Убить собственного ребенка! Как мне жить, Бернадетт, если я не смог защитить Алису?
— Мы все в этом виноваты. Сэмюел.
— Это наказание, Берни, за то, что я ее не любил? Она была женщиной, которую нелегко было любить.
Он посмотрел на Бернадетт глазами, полными надежды. Просил отпущения грехов? У нее не было ответов на его вопросы. Да и у кого они были?..
В такое время лучше молчать. Ее подарок ему — молчание, время, чтобы снять с себя бремя вины, произнести слова, которые он, возможно, никогда больше не повторит.
— Думаешь, она знала, что я сожалею о нашем браке? «О, Сэмюел, довольно об этом!»
— Ведь это теперь не важно, не так ли?
— Я принял тогда неверное решение. Все было бы по-другому, женись я на любой другой женщине. Алиса не родилась бы только для того, чтобы умереть от руки своей матери. А бедный Джеймс стал бы известным музыкантом.