Тео вздохнула. Он был снова далек в мыслях, бедный старик. Ничего не оставалось делать, как терпеливо ждать, когда он поднимет, наконец, свой гребень.
Адонис был лучшим парикмахером в городе, все знали его историю и мирились с его манией. Он родился на Мартинике свободным негром, страстно верным своему королю. Людовик XVI и Бог сливались для него в единое целое. Когда началась революция, он успел бежать с острова вместе с друзьями. Прибыв в Нью-Йорк, он принял обет, что не покроет свою седую голову до тех пор, пока Бурбоны не вернутся к власти.
Тео, потеряв надежду, что ее прическа когда-нибудь будет закончена, решила оторвать Адониса от его мыслей.
– Граф Жером де Жольет приедет сегодня, – лукаво сказала она.
Адонис тут же взялся за дело. Он поднял свой гребень и слегка улыбнулся.
– Я сделаю вас неотразимой для него.
Он укладывал ее локоны, ловко вставил маленькое белое страусиное перо и закрепил его с веточкой розовых бутонов.
– У мадемуазель красивый, классический нос; я сделал так, чтобы это было более заметно. И у нее прекрасные глаза; ей не следует опускать волосы слишком низко на лоб, кроме двух небольших локонов, именно так, как я и сделал. К тому же они уравновешивают подбородок. Теперь никто не заметит…
– Да, Адонис, вы сделали из меня шедевр. Спасибо, но я должна подготовиться. Я вижу, что уже подъезжает экипаж Гамильтонов, а это значит, что уже поздно. Пегги расплатится с вами.
Она вытолкала старика за дверь и позвала горничную. Та стала затягивать ее нежное, юное тело в корсет, сделанный из стали и кожи. Тео ненавидела его и старалась надевать как можно реже, независимо от моды. Поверх корсета была надета короткая муслиновая нижняя юбка, затем белые, шелковые чулки со стрелками и крошечные желтые атласные туфли на лайковой подошве.
Туфли не делали ее высокой, но в парижском платье она казалась выше, так как оно было скроено очень просто, в соответствии с последней модой: длинные, ниспадающие складки белого индийского муслина, перехваченные высоко под грудью вышитым поясом, позолоченный узор которого, в виде виноградной лозы, повторялся и на кромке платья.
И, конечно, ожерелье, сверкающее на ее белой коже как капли дождя.
Когда она посмотрелась в зеркало, то увидела, что она прекрасна. Ее сердце было переполнено приятным ощущением могущества. Это был ее вечер, ее день. Вызывать всеобщее восхищение и принимать поздравления, ощущая на себе нежно одобряющую улыбку Аарона, что могло быть более радостным в жизни?
Она остановилась в нерешительности, прежде чем войти в длинную гостиную, уже наполненную людьми. Несмотря на яркий солнечный свет снаружи, шторы были задернуты, все сто тонких свечей зажжены. Они сияли в хрустальных подвесках как лес мерцающих желтых огней.
При ее появлении шум разговора утих, и все головы повернулись в ее сторону. Аарон, безупречный в своем сизо-сером атласном костюме и белом галстуке, отделился от группы людей и бросился к ней.
– Вот, наконец-то, и королева Теодосия! Я думаю, сегодня мы можем позволить ей королевскую привилегию опаздывать.
Он улыбался ей с нескрываемой гордостью, несмотря на свое деликатное замечание. Аарон не выносил опозданий, особенно если приличия требовали, чтобы хозяйка была готова задолго до прибытия гостей. Когда он вел ее через гостиную к камину, Тео было приятно, что ее так легко простили.
Миссис Александра Гамильтон подошла первой, ступая легко, как девочка, несмотря на то, что имела восьмерых детей. Она поцеловала Тео в обе щеки, поздравив с днем рождения. Ее высокая дочь Анжелика следовала за ней степенно, ее маленькое меланхоличное лицо уже было омрачено той болезнью, которая позже заявит о своих правах.