Миссис Боуман решила, как она сама выразилась, произвести фурор. Хор пел в полном составе, и звонили во все колокола. Она сняла церковный зал и устроила там настоящее сидячее застолье на восемьдесят человек, неуместно пышное и при этом с плохой едой. Между приступами нервозности и несварения я замечал ухмылки официантов в коротких белых курточках, хихиканье подружек невесты, ее коллег по магазину, их веснушчатые руки, выпиравшие из трещавших по швам розовых таффетовых рукавов; здоровенных родственников-мужчин с красными физиономиями и бутоньерками из пионов и листьев волнистого папоротника, отпускавших непристойные шутки и больно хлопавших меня по спине. Произносились речи, лилось теплое шампанское. И посреди всего этого Элси, моя Элси, словно белая роза.
Наверное, глупо было с моей стороны думать, будто я смогу удержать ее. Уже сам вид наших лиц, улыбающихся друг другу в зеркале ванной комнаты, должен был подсказать мне, что это ненадолго. Но я, несчастный, сам себя обманывавший дурак, даже представить не мог, что потеряю ее разве что в случае собственной смерти. О том, что может умереть Элси, я и помыслить не смел. И тогда впервые в жизни я стал бояться за себя. Счастье сделало меня трусом. Мы переехали в новый дом, выбранный Элси, сидели на новых стульях, выбранных Элси, спали на утопающей в оборках кровати, выбранной Элси. Я был так счастлив, что мне казалось, будто я теперь в некой иной реальности, дышу другим воздухом, смотрю на самые обычные вещи как на новые создания. В любви человек не обязательно робок и покорен. Разве неразумно знать цену такой любви, как моя, и надеяться, что любимого человека любовь преображает так же сильно?
Элси сказала, что не готова завести детей, а без работы ей часто бывало тоскливо, поэтому она окончила краткосрочные курсы стенографии и машинописи при местном техническом колледже и нашла место стенографистки-машинистки в фирме «Коллингфорд и Мейджер». По крайней мере, начинала она с этой должности. А потом стала одним из секретарей мистера Родни Коллингфорда, затем его личным секретарем, позднее доверенным личным секретарем. В своем мечтательном любовном блаженстве я лишь краем сознания отмечал ее «карьерный рост»: сначала Элси лишь время от времени стенографировала под его диктовку в отсутствие секретарши, вскоре стала щеголять в подаренных им драгоценностях и наконец делить с ним постель.
Он воплощал все то, чего не было у меня. Богатство (его отец сколотил себе состояние на производстве пластмасс сразу после войны и оставил фабрику сыну), грубую красоту того типа, какой нравится женщинам: смуглая кожа, крепкие мускулы, абсолютная самоуверенность. Гордился тем, что берет все, что хочет. Элси наверняка была одной из самых легких его добыч.
До сих пор не могу понять, почему Коллингфорд захотел жениться на ней. В то время я думал, что он не смог преодолеть искушение лишить жалкого, бедного, непривлекательного мужа награды, коей он не заслуживал ни видом своим, ни талантами. Я замечал такое за богатыми и успешными. Они не могут спокойно видеть незаслуженный успех. Половина удовольствия состояла для него в том, чтобы забрать Элси у меня. Отчасти именно поэтому я решил, что должен убить его. Но теперь я в этом не так уверен. Вероятно, я к нему несправедлив. Все могло быть и проще, и сложнее. Видите ли, она действительно была и продолжает быть такой красивой!
Сейчас я понимаю Элси лучше. Она была способна на доброту, отзывчивость, даже великодушие при условии, если получала то, что хотела. Когда мы поженились и еще года полтора после этого ей доставляли удовольствие наши интимные отношения. Ни ее эгоизм, ни любопытство не могли устоять против такой восхищенной, такой ошеломительной любви, как моя. Но Элси не считала, что брак это навсегда. Наш брак являлся для нее первой и необходимой ступенькой на пути к той жизни, какой она желала и какую была намерена заиметь. Элси была добра ко мне, и в постели и вне ее, пока я был для нее тем, что она наметила для себя на определенном этапе. Но как только ей встретился некто лучше, моя нужда в ней, ревность, горечь и обида представились ей жестоким и преднамеренным нарушением ее основного права права иметь то, чего она хочет. В конце концов, Элси пробыла со мной почти три года. Это было на два года больше того, на что я имел право рассчитывать. Так думала она. Так считал ее дорогой Родни. Когда мои коллеги в библиотеке узнали о нашем разводе, я по их глазам прочитал: они этого ждали.
А Элси не могла взять в толк, на что я обижаюсь. Родни с радостной готовностью признал себя виновной стороной. Разумеется, они не рассчитывали, что я поведу себя как джентльмен, сказала она мне, и заплачу за развод, но Родни сам об этом позаботится. И на алименты Элси тоже подавать не собиралась. У Родни денег более чем достаточно. В какой-то момент она даже была близка к тому, чтобы подкупить меня деньгами Родни, чтобы я отпустил ее, не поднимая шума. И тем не менее так ли просто все было? Какое-то время она любила меня или, по крайней мере, нуждалась во мне. Может, видела во мне отца, которого потеряла в пятилетнем возрасте?