Лучше бы я не открывал его и не знал об этой оскорбительной насмешке!
Мне потребовалось время, чтобы аккуратно снова упаковать подарок и обвязать пакет лентой, после чего я опустил его обратно в чулок и лег спать.
Той ночью я вставал еще раз. Мне понадобилось сходить в туалет. Коридор, как и весь дом, был погружен в темноту, только в конце его на столе горела маленькая масляная лампочка, и я ощупью пробрался на ее свет. Уже вернувшись в свою комнату, я услышал шаги и, оставив неприкрытой дверь, стал наблюдать. Майор и миссис Турвилл, в халатах, тихо прошли по коридору и украдкой, как беглецы, проскользнули в ванную. Он нес что-то похожее на свернутое полотенце. Меня разбирало любопытство, я ждал. Через несколько секунд она высунула голову из-за двери, окинула взглядом коридор и снова спряталась. Еще три секунды спустя они оба вышли. Он по-прежнему, словно грудного ребенка, нес свернутое полотенце. Испугавшись, что меня застукают за подглядыванием, я закрыл дверь. Странное это было происшествие. Но вскоре я забыл о нем, погрузившись в сон.
Перед тем как лечь, я раздвинул полог, и был разбужен первым лучом света. Высокая фигура в халате стояла около моей кровати. Это был Генри. Подойдя ко мне, он вручил обернутый в подарочную бумагу пакет и сказал:
Прости, я тебя потревожил пытался поменять подарки, пока ты не проснулся.
Он взял сверток, но не открыл его, а наблюдал, как я срываю бумагу со своего. Дядя подарил мне золотые часы, завернутые в десятифунтовую банкноту. Я онемел от такой щедрости и покраснел. Генри помолчал, а потом сказал:
Интересно, какую цену он взыщет за это? Не позволяй ему тебя купить. Именно на это он тратит свои деньги чтобы играть людьми. Твои родители за границей, ведь так?
Я кивнул.
Вероятно, было бы благоразумно написать им, что ты не хочешь здесь гостить. Дело, конечно, твое. Я не желаю вмешиваться. Но твой дядя плохая компания для юноши. Он вообще плохая компания, для кого бы то ни было.
Не знаю, что мне следовало ему ответить, если в этом вообще была необходимость. Помню лишь, что испытал раздражение: Генри испортил мне радость от подарка. Но именно в тот момент мы услышали первый крик.
Это был тонкий, пронзительный, дикий женский вопль. Генри бросился в коридор, я, выкарабкавшись из кровати, последовал за ним до конца коридора, затем за угол, к парадной части дома. Крики звучали в спальне моего дяди, дверь в нее была открыта. Когда мы добежали до нее, в проеме появилась Глория, встрепанная, в розовато-лиловом шелковом пеньюаре, с распущенными волосами. Вцепившись в Генри, она воскликнула:
Он мертв! Убит! Виктора убили!
Мы сбавили шаг и медленно приблизились к кровати. Я догадался, что позади меня стоит мисс Мейкпис, а Пул идет по коридору с ранним чаем на подносе. Дядя лежал на спине, вытянувшись, в костюме Санта-Клауса, колпак обрамлял лицо. Рот приоткрыт в некой пародии на улыбку; острый нос торчал, как птичий клюв; руки, аккуратно вытянутые вдоль тела, казались неестественно белыми и тонкими, слишком хрупкими для тяжелого кольца-печатки. Все в нем как-то уменьшилось, стало безобидным, почти жалким. Окинув его взглядом, я заметил нож. Он торчал из груди, пришпиливая к ней угрожающий стишок из хлопушки.
Я почувствовал острый прилив тошноты, который, к моему стыду, сменился приступом страха и возбуждения. Краем глаза увидел, как мистер Турвилл встал рядом со мной, и услышал, как он сказал:
Пойду сообщу жене. Ей не следует входить сюда. Генри, вам нужно позвонить в полицию.
Он мертв? спросила мисс Мейкпис таким тоном, каким уместно было бы поинтересоваться, готов ли завтрак.
Да, кивнул Генри.
Но крови почти нет вокруг ножа. Почему не течет кровь?
Это значит, что он был уже мертв, когда его проткнули ножом.
«Как они могут быть такими спокойными?» мысленно подивился я.
Потом Генри повернулся к Пулу.
Есть ключ от этой комнаты? спросил он.
Да, сэр. На доске в служебном помещении.
Принесите, пожалуйста. Надо запереть спальню и никого сюда не пускать до приезда полиции.
На Глорию, скорчившуюся и хныкавшую около кровати, никто не обращал внимания. Судя по всему, забыли и обо мне. А я стоял, дрожа и не сводя взгляда с нелепого трупа в красном маскарадном костюме, который еще недавно был Виктором Миклдором.
Деликатно кашлянув, Пул с показавшейся комичной почтительностью спросил:
Сэр, а почему он не защищался? Мистер Миклдор всегда держал пистолет в ящике прикроватного стола.
Генри шагнул к столу и выдвинул ящик.
Именно в тот момент Глория перестала плакать, истерически расхохоталась и пропела дрожащим тоненьким голосом:
«С Рождеством, друг Миклдор!
С вечным сном тебя, Викто́р!
Под глухой церковный звон
Знай: отныне ад твой дом».
Но наши взгляды были прикованы к ящику.
Ящик был пуст. Пистолет исчез.
У семидесятишестилетнего отставного полицейского офицера, пусть даже из маленького сельского округа Форс, нет недостатка в воспоминаниях, чтобы скрасить себе тихие вечера у камина. Много лет я не вспоминал о том убийстве в Марстон-Турвилле, пока не получил письмо от Чарлза Миклдора. Уж не знаю, как ему удалось разыскать меня. Миклдор просил изложить ему мою версию тогдашних событий, о которых он в то время писал, и я удивился, с какой живостью хлынули мои воспоминания. Он сообщил, что сочиняет детективный роман, и это ему очень поможет. Нет, я не читал детективную литературу. Насколько мне известно, полицейские редко читают детективы. Когда копаешься в реальных событиях, утрачиваешь вкус к фантазиям.