Морин подвела ее к двум раздвижным дверям в глубине дома, оперлась руками на простенок между ними и оглянулась на Рейчел:
Ты готова?
Как можно быть готовым к такому? бросила Рейчел с растерянной усмешкой.
Все будет хорошо, тепло произнесла Морин, но в глазах ее проглядывала печаль. В жизни каждой из них начиналось что-то новое и заканчивалось что-то старое. Как подозревала Рейчел, Морин печалилась именно из-за этого. Все теперь будет по-другому.
Он стоял посреди комнаты и повернулся к ним, когда отворилась дверь, одетый примерно так же, как его жена, только вместо рейтуз серые джинсы. Рабочая блуза, тоже из шотландки, тоже не заправленная в брюки и незастегнутая, была сине-черной, под ней виднелась белая футболка. Небольшое серебряное кольцо в мочке левого уха, три темных веревочных браслета на левом запястье и толстый кожаный браслет с массивными часами на правом придавали ему слегка богемный вид. Лысина блестела, борода выглядела более короткой, чем на фотографиях из интернета. В целом он выглядел постаревшим; глаза запали, лицо слегка обвисло. Он был выше, чем ожидала Рейчел, но немного сутулился. Когда она подошла к нему, он улыбнулся. Это была улыбка из ее детства, то, что она будет помнить до самой смерти и еще долго после похорон. Неожиданная и неуверенная улыбка человека, которому некогда приходилось просить разрешения, прежде чем выражать свою радость.
Он взял ее за обе руки и окинул взглядом, жадно впитывая все подробности.
Боже мой, прошептал он, посмотрите на нее, только посмотрите на нее.
Затем он сильно и неловко притянул ее к себе. Рейчел тоже кое-как обняла его. Он потяжелел и в талии, и в спине, и в плечах, но она прижалась к нему так тесно, что кости их соприкоснулись. Закрыв глаза, она слышала, как бьется его сердце, словно волны, набегающие на берег в темноте.
Рейчел подумала, что от него по-прежнему пахнет кофе. А вот запах вельветовых штанов исчез. Только кофе.
Папа, прошептала она.
Он отстранился, очень осторожно, но решительно, и указал рукой на кушетку:
Садись.
Рейчел покачала головой, готовясь к тому, что сейчас на нее обрушится очередная порция дерьма.
Я постою.
Тогда давай выпьем.
Он подошел к барной тележке и стал готовить напитки для всех троих.
Когда она, твоя мать, умерла, мы были в Европе. Я в тот год проводил каникулы во Франции и узнал о ее смерти лишь спустя несколько лет. У нас не было общих друзей, которые могли бы сообщить мне об этом. Я очень сочувствую твоей потере.
Он посмотрел ей прямо в глаза, и сила его чувства встряхнула ее, как удар кулака.
Почему-то ей пришел в голову только один вопрос:
Как вы познакомились?
Он объяснил, что встретил ее мать летом 1976 года в поезде, возвращаясь из Балтимора с похорон собственной матери. Элизабет только что получила докторскую степень в Университете Джонса Хопкинса и направлялась на восток, в колледж Маунт-Холиок, чтобы приступить там, впервые в жизни, к преподаванию. Джереми уже третий год работал на полставки адъюнкт-профессором в колледже Бакли, в пятнадцати милях севернее. Через неделю они встретились, а спустя месяц стали жить вместе.
Он подал Рейчел и Морин бокалы с виски и поднял свой. Все выпили.
Твоя мать начала работать в краях, где господствовали очень либеральные взгляды, в очень либеральное десятилетие, и сожительство без брака считалось там допустимым. А тем более беременность вне брака; некоторые даже восхищались этими случаями, презирая установленные нормы и правила. Но если бы она забеременела от случайного знакомого, это выглядело бы безвкусным и жалким, и в глазах людей она стала бы неразумной жертвой, неспособной возвыситься над обывательщиной. По крайней мере, так считала она сама и боялась этого.
Рейчел заметила, что Морин, выпившая уже полбокала, внимательно следит за ней.
После этого Джереми начал говорить сбивчиво и многословно.
Но понимаешь одно дело мм притворяться перед обществом, перед коллегами и так далее, и совсем другое дома Ну, то есть, не надо быть профессором математики, чтобы рассчитать Одним словом, я понял, что твоя мать уже на третьем месяце.
«Вот. Он сказал это, подумала Рейчел, сделав большой глоток, но я как бы не слышу. Я понимаю, что он говорит, но не слышу этого. Не могу. Просто не могу».
Я охотно и даже с удовольствием ломал бы комедию повсюду, но не мог притворяться дома, в нашей кухне, спальне. Постоянно жить во лжи было невозможно. Эта ложь отравляла все.
Рейчел чувствовала, что ее губы шевелятся, но не могла произнести ни слова. Воздух в комнате был сильно разрежен, стены постепенно сдвигались.
Я сделал анализ крови, сказал Джереми.
Анализ крови, медленно повторила Рейчел.
Он кивнул:
Да, определение группы крови. Анализ не мог бы доказать отцовства, но опровергнуть его мог. У тебя ведь третья группа, да?
Рейчел впала в оцепенение, будто в спинномозговой канал впрыснули новокаин. Она кивнула.
А у Элизабет была вторая. Он опустошил свой бокал и поставил его на край стола. У меня тоже вторая.
Морин пододвинула Рейчел кресло, и та опустилась в него. Джереми продолжил: