Я рад тебя видеть, сказал он.
Может быть, встретимся снова? Ну, то есть до того, как ты приедешь на концерт. Или я слишком навязчив?
Нет. Встретиться снова это неплохо, я бы с удовольствием.
Эта поистине наглая уверенность красивого парня в том, что Рудольф Нуреев уже бывал у него на концертах и вновь туда собирается его поражала. С чего он взял, что он один из его поклонников? Но, как бы то ни было, его потянуло пойти и посмотреть на певца, узнать, оправдает ли он свою самоуверенность? Для Фредди же Рудольф Нуреев был его поклонником, потому что пил в баре, где лишь эти самые поклонники или просто любители рока собирались.
После концерта Фредди Рудольф Нуреев не преободрился. Адреналин в нем потух и он все такой же вялый и грустный сел за барную стойку клуба, в котором проходил концерт.
Что ты здесь делаешь, милый? незаметно подкравшийся Фредди принес с собой свой запах, свою участливость, свой язык жестов.
Сижу, ответила Рудольф Нуреев. Просто сижу.
Почему? В чем дело? Что-то случилось?
Меня сегодня вышвырнули. Променяли на ишака.
Что?
Он переехал к нему. Ишак переехал к нему в дом.
О Господи, сказал Фредди. Подробности ты какие-нибудь знаешь?
Нет. Откуда?
Дорогая мой. Ах, дорогой. Я понимаю, ты потрясен.
Да. Очень.
Пойдем, сказал он. Пойдем на отсюда. Просто прогуляемся по городу. Тебе нужно подышать. Хорошо?
Хорошо.
Гуляя по набережной, они заскочили в ресторан. Заказали приготовить им омлет с беконом, а когда поели, Фредди отвел его в номер, поднялся с ним наверх и снял с его постели покрывало так же осторожно и мягко, как когда-то сделал это в гостевой спальне Абдуллах Амин. Лицо Рудольфа Нуреева залилось краской стыда.
Ложись со мной, сказал он. Ладно? Не работай сегодня допоздна.
Фредди забегал в этот бар перед концертами, как когда-то Рудольф Нуреев в перерывы между работой официантом.
Конечно, ответил он, но не разделся, не лег рядом с ним. Рудольф Нуреев от усталости провалился в сон, а Фредди на цыпочках вышел и отправился петь. Закончить эту ночь ему предстояло еще одним выступлением.
И лишь в замочной скважине повернулся ключ, Рудольф Нуреев проснулся. Он не побежал за музыкантом. Он так же был слаб и лежал. Он стал вспоминать их разговор.
Фредди сказал ему: «Представь, как этот несчастный олух всюду носится со своим милым ишаком, а после тайком, привязывая его где-нибудь у фонарного столба, начинает шнырять по барам и киношкам. Поверь мне, я такое много раз видел. Правда вместо ишаков жены, но ни одна ли фиговина, а? Они звереют, только когда заденешь их за живое. Почти жалкого шмука минутой молчания и забудь о нем».
В правоте Фредди он не сомневался, однако и забыть об Абдуллахе Амине не смог. В памяти Рудольфа Нуреева застряло его спокойное презрение, то, как он стоял голый, облитый резким белым светом, держа в руках фотографию ишака. Рудольф Нуреев словно видел, как Абдуллах Амин, исполненный спокойной решимости и облаченный в строгий костюм, вступает, выпятив челюсть, в тишину правительственного здания, и на него накатывал страх, жгучий, как ледяная вода.
Это был не роман. Роман слово, неверно описывающее то, что происходило с Рудольфом Нуреевым. Но тогда что же? Ошибка, это он готов был признать. Постоянный соблазн, которому он оказался временно не способным или не пожелавшим противиться. Когда он думал о людях, завязавших роман, ему представлялись комнаты в отелях, заплаканные вечера, целая галактика страстей и сожалений. А здесь был секс и что-то еще сдержанная привязанность, удивительным образом напоминавшая дружбу, которую он знал мальчиком. Романы обдумываются заранее и тянутся мучительной последовательностью тайных свиданий. А он и Абдуллах Амин просто ложились в постель, когда у них возникало такое желание и когда позволяли обстоятельства. Само его поведение простое, немного извиняющееся дружелюбие вот что сделало случившееся возможным. Секс, словно говорил он, вещь очевидная и правильная, люди, оказавшиеся в таком же, как они сейчас, положении, занимаются им, и это только естественно.
Потом Рудольф Нуреев уснул.
Утром Рудольф Нуреев сел за руль своей машины, поехал в супермаркет. Как все это странно, даже поверить трудно. Ни смятения, ни бури эмоций. Обычная договоренность о встрече и грусть, и несомненное облегчение.
На следующем концерте, хотя они договорились встречаться и без них, они молча постояли в вестибюле, потом Фредди прошептал:
Может быть, поднимемся наверх, как ты думаешь?
Конечно же, Рудольф Нуреев думал положительно. И это не смотря на то, что он всё еще зализывал раны и думал, конца глубины этих душевных ран ему не видать.
В постели они вели себя заботливо и осмотрительно. Это был хороший секс, достаточно хороший, однако для Рудольфа Нуреева непривычный.
Они ходили в кино, ужинали в ресторанах. В первый же солнечный день съездили на машине Фредди к озеру, гуляли там у кромки воды, зябко подрагивая в свитерах и куртках. Фредди стоял на пляже в своей коричневой замшевой куртке, ветер сдувал ему на очки пряди волос, и совершенная красота окружала его, красота частностей яркое холодное небо, мягкая золотистая щетинка на верхней губе. Еще одна ночь, и еще одна, и целое воскресенье без кофе и газет.