В какую примитивную ловушку заманили отца Александра, чтобы он подошёл к ожидающему его убийце? Что за обстоятельства побудили его не звать на помощь и на вопрос прохожей женщины «Что случилось?» ответить: «Ничего, это я сам»?.. Это простая фраза наполнена подлинным духовным героизмом. Может быть, так же ответил бы священник из «Силы и славы», если бы его, возвращающегося, просто убили из-за угла Слишком легко у нас расправиться с человеком. И легче лёгкого со священником. Когда-нибудь, когда всё станет известно, эти слова обретут свой понятный и глубокий смысл
Да, священник вернулся. Он принял исповедь умирающего разбойника. Он отказался взять в руки оружие, когда его окружил отряд комиссара. И комиссар, наконец, схватил его и повёз на казнь. Дорога была неблизкой, священник с комиссаром много общались, но комиссар оказался твердокаменнее разбойника. А священник, оставшись наедине со своими мыслями, молился (не очень складно, не по канону, просто беседуя с лучшим своим Собеседником) и просил прощения, что он оказался таким неважным кандидатом в святые
Да, священник вернулся. Он принял исповедь умирающего разбойника. Он отказался взять в руки оружие, когда его окружил отряд комиссара. И комиссар, наконец, схватил его и повёз на казнь. Дорога была неблизкой, священник с комиссаром много общались, но комиссар оказался твердокаменнее разбойника. А священник, оставшись наедине со своими мыслями, молился (не очень складно, не по канону, просто беседуя с лучшим своим Собеседником) и просил прощения, что он оказался таким неважным кандидатом в святые
Ещё запомнилось, как в обычной семье (кажется, в семье того самого любопытного мальчика, которому комиссар вывернул ухо) читают тайком жития святых, и постепенно сквозь величавые слова проступает жизнеописание нашего подлинного, живого священника. И как раз когда говорится о тайных его скитаниях из дома в дом, раздается стук в дверь. Мальчик выбегает и, вернувшись, говорит приглушённо и радостно: «Он пришёл к нам» То ли новый скиталец, то ли новый святой, мне трудно по памяти истолковать этот эпизод. Но главное здесь мальчик. Этот мальчик не будет мечтать о кожанке и портупее.
Роман куда богаче и глубже моего скудного пересказа. Тем более это относится к облику отца Александра. Но у него не будет недостатка в биографах. Мне хотелось рассказать лишь об удивительной истории перевода книги, в которой Александр Мень увидел нечто особое. Нечто значительное, особым образом связанное и с его жизнью, и с нашей общей судьбой. Мне видится в этой истории и некое предчувствие будущей трагедии, которая какие бы корни она ни имела стала для него гибелью на поле духовной брани.
Помните, как у Стругацких, в повести «За миллиард лет до конца света» силы зла, силы мировой энтропии всё сильнее ополчаются против тех, кто находится на острие интеллектуальных или духовных завоеваний человечества? Какие бы формы ни принимало это противостояние, в фантастической повести или в реальной жизни, смысл у него один, и тот, кто за этот смысл погибает, подлинный победитель.
Иногда я думаю: а что если некий всевед назвал бы мне имя убийцы, описал его внешность и подсказал, где его найти. Что бы изменилось от этого?..
У зла нет лика, у него всегда всего лишь личина.
Личность это замысел созидания. И если личность состоялась, она уже неуничтожима.
P.S. Это было написано осенью 1991 года и опубликовано в газете «Протестант». Её редактор, Александр Петрович Савченко, протестантский пастор, решил, что личность отца Александра значительна для любой христианской конфессии.
3. Не последняя встреча
На эскалаторе метро, пересаживаясь с Белорусской-радиальной на кольцевую, я обогнал человека, который показался мне то ли знакомым, то ли похожим (но на кого?) даже со спины. Впрочем, у меня и на лица-то никудышная память, я не поверил своему узнаванию ни насколько, не позволил себе понапрасну оглядываться и помчался дальше, как мчался. Только какая-то тёплая волна колыхнулась в сердце непонятно отчего.
Поезда не было, и я стоял у платформы, поглядывая на часы, когда кто-то дотронулся до моего плеча.
Это был отец Александр. Мы не виделись несколько лет (только однажды по телевизору мне попалось его выступление). Он расспрашивал меня о жизни, я что-то отвечал Не помню слов нашего недолгого разговора Помню ощущение громадной незаслуженной радости. И мне кажется, что разговор этот длится до сих пор, потому что он был последним.
Но разве последним?..
Стали выходить книги отца Александра. Уже не стопу машинописи можно было читать, не брюссельское издание под псевдонимом. Можно было читать и перечитывать, думать и обсуждать. Вышел белый шеститомник в семи томах. Вышла «Сила и слава» Грэма Грина в его переводе. Открыв эту книгу, я увидел стихотворный эпиграф, который когда-то отец Александр попросил меня перевести, это была моя крошечная капля соучастия в его работе.
Сколько раз в жизни слова «отец Александр Мень» становились своеобразным паролем к общению с человеком, который до этого момента был незнакомцем. Может быть, и это продолжение того нескончаемого разговора, который ведёшь всю жизнь с тем, кто продолжает участвовать в твоей жизни, даже если его нет рядом.