Извилистым путем ведет тропа прямая
от беззакония к последнему суду,
а он в толпе стоит, никак не понимая,
что именно пришло в том памятном году.
Картина без холста, этюд без акварели,
любовь открытая и страсть исподтишка.
И ледяной октябрь уже настал в апреле,
и кто-то на толпу кричит с броневика.
Галина Погожева
Стихотворения
Родилась в Москве 20 января 1954 года. Закончила французскую спецшколу, затем Московский авиационный институт. В студенческие годы ее стихи печатала «Комсомольская Правда» и альманах «Поэзия». В это же время начала пробовать себя в переводе французской поэзии. В 1983 г. издательство «Молодая Гвардия» большим тиражом выпустило в свет книгу французского поэта, лауреата Нобелевской премии Сен-Жон Перса, где она выступила как составитель, переводчик и автор комментариев. С 1990 г. живет попеременно в Москве и в Париже. Участвовала в организации больших русских выставок в Париже и создании их каталогов. Многие годы сотрудничала с газетой «Русская Мысль», где выходили ее статьи. Инициатор и автор литературной записи воспоминаний Великого князя Владимира Кирилловича, вышедших в Санкт-Петербурге, двух поэтических сборников, множества публикаций в периодических изданиях.
«А счастья-то, впрочем, нам надо немножко»
А счастья-то, впрочем, нам надо немножко:
Оно так безумно!
К березовым рощам приникнешь в окошко:
Куда-то везут нас.
По всем этим будням мы прожили глупо,
А нынче так звездно!
Но все, что сегодня, и все, что могло бы
Прекрасно и поздно.
В холодном вокзале, в прокуреннном зале,
В ненужном: Пишите,
Вам что-то сказали. Вы что-то сказали?
Еще раз скажите!
За блажь и дерзанья нам сны наказанье.
Приснится, голубчик,
Что где-то в Рязани запряжены сани,
Постелен тулупчик
И снегом и лесом, и лесом и снегом,
С березами вровень.
Мы сыты железом и вспомнить нам не о ком.
Не о ком, кроме
«Наверное, дождь целый день был»
Наверное, дождь целый день был,
И, кажется, днем днем
Он было припомнил, да и забыл,
И не было слов в нем.
Но конь его вдруг задрожал сквозь
Сон это была весть,
И старая память такой гвоздь
Вонзилась в его кисть.
Так, стало быть, дождь это был плач.
Изольда пошла лечь,
И он постелил для нее плащ
И с ней положил меч.
А сам все смотрел он, как день блек,
Как сумрак ночной пал,
Потом осторожно на плащ лег
И плохо всю ночь спал.
«Ты на мое отчаянье похожа»
«Наверное, дождь целый день был»
Наверное, дождь целый день был,
И, кажется, днем днем
Он было припомнил, да и забыл,
И не было слов в нем.
Но конь его вдруг задрожал сквозь
Сон это была весть,
И старая память такой гвоздь
Вонзилась в его кисть.
Так, стало быть, дождь это был плач.
Изольда пошла лечь,
И он постелил для нее плащ
И с ней положил меч.
А сам все смотрел он, как день блек,
Как сумрак ночной пал,
Потом осторожно на плащ лег
И плохо всю ночь спал.
«Ты на мое отчаянье похожа»
Ты на мое отчаянье похожа.
Стоит звезда над сушей и водой.
Горит душа, и холодеет кожа,
И расцветает лютик золотой.
Дни выпадают, как дожди, и гаснут,
Как только дни и как одним глотком,
Одним дыханьем говоря: А вас тут
Забудут всех, не вспомнят ни о ком.
И ты мне скажешь, руки отнимая,
Что счастья нет, есть ветер и вода.
Затмилось сердце, слов не понимая,
И ветка ивы брошена туда.
Есть что-то в даре вечное, как в горе,
Привычное, как верность и тоска,
Как та река, впадающая в море,
Идущее волной на берега.
И это жизнь. Ее узор подвижен,
У ней изнанки нету никакой,
А на лице, среди цветов и вишен,
Мы вышиты коснеющей рукой.
Уже темны и тягостны посулы,
Сквозят черты, как ветер из дверей,
Сквозь плутни школы, сквозь глаза и скулы
Деревьев, лодок, стен монастырей.
О эти дара вечные подарки,
Перерожденья, бденья забытье!
А все твои, Олимпия, огарки,
Твои и рисованье, и шитье.
«Все кончится. Мы встанем в полшестого»
Все кончится. Мы встанем в полшестого,
Погасим свет и выйдем в ворота.
Возьмем мы только шара золотого
С холодного и мокрого куста.
В ненастный год от Рождества Христова
Мы в этом доме спали на полу.
О смерти приказание готово.
О Господи! Последнюю стрелу
Ты вынул из колчана золотого.
С корзинкой яблок, в ватнике военном
Старуху-жизнь мы встретим на пути.
Горит в лесу свеча по убиенным.
Ни жизнь прожить, ни поле перейти.
На станции, читая расписанье,
Ты скажешь: Совесть, кажется, чиста.
Подписано о смерти приказанье.
О вспомните родимые места!
«Над озером сгустившаяся мгла»
Над озером сгустившаяся мгла
И полночь бьет в свои колокола.
Ты кто такой? Не помнящий родства.
И негодует вещая листва.
Два всадника отсюда смотрят в даль,
Он приподняв забрало, и вуаль
Она. И заалеют купола,
И полдень бьет в свои колокола.
И день, единоборствующий с тьмой,
День памяти! И смелый ангел мой
Хохочет: Гибель эта стоит свеч!
И честь, и слава, и двуручный меч.
Пусть гаснет день бывает свет иной.
То молнией, то полною луной
Могильные осветятся кресты.
И затрепещут вещие листы.
«Пусти. В нас ни мужского нет, ни женского»
Пусти. В нас ни мужского нет, ни женского.
Мы время, в нас часы заведены.
В свой бальный плащ, больную тень Нижинского,
Как будто в крылья мы облачены.
В краю ветров, июнем холодеющих,
Где моря вздох у горя на краю,
В саду дроздов, от яблок молодеющих,
Мы погубили молодость свою.