Вроде, как повезло с этой свадьбой первое, что пришло в голову, когда я покинул гастштедт. Выпитая водка вскружила голову. Мой первый визит в дом Остофф стал казаться обыкновенным недоразумением. Конечно, так не должно было быть, просто вел я себя как-то не так. Все равно не уеду отсюда, пока не увижу Агнесс, решил я и ускорил шаг, не замечая ни мокрого снега, слепящего глаза, ни снежно-водяной каши под ногами.
У меня перед глазами постоянно стояла Рената со скрещенными на груди руками. Я видел ее порыв, когда она всем телом дернулась вслед за мной, уходящим из ее дома. Я понимаю ее, ведь я для нее был частичкой, весточкой Владимира. Не все же сломано, не все позабыто. Ведь они любили друг друга, и Владимир стал отцом их ребенка. Он и сейчас отец Агнесс и от этого никуда не деться.
И еще, там, в прихожей, Рената говорила, что у нее нет маленьких детей, а есть взрослая девочка. Да! Это все верно. Это я живу прошлым и думаю об этой семье до сих пор, как о женщине с маленьким ребенком. Я не учитываю прошедшие годы. Ведь и я уже не школьник, а Владимир тоже стал отцом и мужем женщины. Я представил себе Агнесс. Она высокая, очень красивая девочка, блондинка. У нее обязательно должны быть голубые глаза. У ее отца и у матери они именно такие.
Рассуждать самому с собой легко и просто, можно все сказать и объяснить, но стоило только появиться в поле моего зрения красному двухэтажному дому, решительность моя мгновенно, словно ее и не бывало, исчезла. В эти мгновения я понял, что совсем не гожусь в дипломаты. Я никогда не смогу обидеть женщину так и должно быть, но я так же не смогу добиться от женщины, чтобы она выслушала меня, не говоря уж о какой-то беседе и взаимопонимании. Ведь я хочу совсем немного узнать, как они живут, и рассказать кое-что о своем брате, который покинул их при странных и непонятных для них обстоятельствах.
Я могу и не услышать от нее ни одного слова, осуждающего Владимира, но я хочу, чтобы она даже в своих мыслях не считала его подлецом, бросившим ее, беременную, одну. Только одно это стоит того, чтобы я превозмог себя и сделал невероятно трудное для моего характера дело.
Боюсь, что Рената замужем, у них дружная и любящая семья, а я, подчиняясь эгоистической заботе о брате, своим бесшабашным визитом нарушу их добрую семейную идиллию, принесу вред этим людям. Порой мне казалось, что не стоит идти к ним, незачем это делать.
Тогда мне придется врать брату. Не знаю, бывает ли ложь благородной, но ложь с благими намерениями, я уверен, бывает. Другое тревожит, Владимир поймет, что я лгу.
Снова получилось так, что когда я подходил к дому Остофф, в голове моей был сплошной сумбур. Я пришел к выводу, что стоит мне в таком виде снова появиться в прихожей Ренаты, при условии, что меня еще туда пустят, все повторится, то есть все будет так, как час назад. Понимая это, я решил присесть куда-то, успокоиться и сосредоточиться. Я отыскал глазами зеленую скамейку под крышей и недалеко от дома.
Снега под крышей не было, но сырость и прохлада снова приступили к своим обязанностям, когда я стал малоподвижен. Уж что греха таить, так, сидя, я и задремал. Нервное напряжение, промозглая погода вымотали мой организм до изнеможения и я, не сопротивляясь, сдался навалившейся на меня дреме.
Я проснулся от прикосновения ко мне чьей-то руки, я услышал, как чей-то бархатный голос повторил несколько раз:
Камрад! Камрад!
Некоторое время я не открывал глаз, боясь забыть что-то хорошее, оставшееся во сне, но мозг возвращал меня в реальность. Я резко открыл глаза и увидел перед собой двух женщин, вскочил, разглядывая обоих. Справа стояла Рената, не так высока ростом, средней полноты, одета в пальто черного цвета и такая же шапочка на ее голове. Слева от меня высокое и нежное создание девочка, жующая жвачку. Легкая улыбка блуждала по ее лицу, взгляд ее красивых глаз останавливался изредка на мне, но не задерживался надолго.
Это Агнесс, сказала Рената, взмахом руки указав мне на девочку.
У меня в груди колотило так, что я не только чувствовал, но и слышал биение своего сердца. Я взял в свою руку холодную, как сосулька ее ручонку, прижал ее к своим губам и, не находя слов, лишь повторял:
Агнесс! Агнесс! Дорогая Агнесс!
Рената, наверное, понимала мои чувства и не мешала. Она наблюдала за нашей встречей. Время летело, но я больше ничего не говорил, не мог. Рената подала мне белый конверт, сказав при этом:
Это письмо. Здесь две фотографии Агнесс. До сегодняшнего дня Агнесс не знала, кто ее отец, но мне сейчас пришлось это сделать. Я хотела сказать ей об этом гораздо раньше, но что-то мешало. Сегодня, в связи с вашим визитом, я решила покончить со всеми неясностями. Я еще не знаю, как это сообщение подействовало на Агнесс, но, думаю, что она все поймет правильно, она умная девочка.
Она замолчала, предоставив еще немного времени побыть мне рядом с Агнесс, но всему есть конец.
Нам пора, нужно идти, тихо и мягко сказала Рената.
Девочка потянула свою руку, и она выскользнула из моей ладони, как подтаявшая льдинка. Женщина взглянула в мои глаза, Агнесс, продолжая улыбаться, ручкой помахала мне, и они обе пошли по раскисшей дороге. Я одиноко стоял посреди улицы и тоскливо смотрел вслед удаляющейся парочке. Мокрый снег все летел и летел, цеплялся за ресницы, таял на щеках и стекал по подбородку, ветер леденил мокрое лицо, но я не чувствовал холода. Меня трясло оттого, что от меня уходили люди, с которыми я мечтал встретиться много лет. И вот, эта встреча закончилась.