Векслер с виду был ничуть не моложе Неймана, даже старше, но в нем присутствовала какая-то детская наивность и простодушие, которое многих откровенно раздражало. Сконфузившись от осуждающих взглядов, он обиженно потупил взгляд, затем встал из-за стола, взяв в руки стакан из-под воды, и, по-стариковски шаркая об пол ногами, вышел из офиса очевидно, опять за водой, ведь с самого утра от волнения его мучила жажда.
Молодой блондин, сидевший рядом с профессором, худой, но широкоплечий, с модно зачесанной прической, деловито закинул ногу на ногу и, провожая Векслера взглядом, пренебрежительно ухмыльнулся:
И это он, тот самый выдающийся генетик? спросил он как бы у всех. Как-то простоват он для этого проекта, мне кажется. Неужели не нашлось других?
Посмотрев напротив, он встретил на себе взгляд, полный возмущения от подобной дерзости.
Перестаньте, Гринберг. Вам-то уже должно быть известно, что другого такого генетика просто нет и быть не может. При всей его неординарности и странности поведения, Векслер наиталантливейший ученый, и мы бы не сидели с вами здесь, если бы не его открытие. Сколько лет, или, возможно, десятилетий еще потратили бы на расшифровку недавно открытого участка ДНК те, кого мы содержали в лучших лабораториях и кому платили непомерно высокие жалованья, трудно даже представить! И, спрашивается, за что платили? За то, что они ставили свои бесполезные опыты на крысах и дрозофилах, которые раз за разом так ни к чему и не приводили, вот за что. Так что профессор Векслер, как никто другой из присутствующих здесь, является самым полноправным участником проекта. И я бы на вашем месте не спешил с заявлениями и относился бы поуважительнее к другим.
Этого человека зовут Эдриан Паттерсон. Нет, не то, чтобы он симпатизировал профессору, просто он уже давно поджидал момента, чтобы заткнуть за пояс этого молодого нахального типа, который ему сразу не понравился. Говоря «мы», он, конечно, сильно преувеличил, но нужно же как-то показать новобранцу, кто здесь хозяин.
Ущемленное самолюбие Гринберга стремилось обернуть ситуацию в свою пользу. Он подернул бровью, будто услышал бесполезный звук, затем воссоздал над столом рабочую записную книжку и, закурив виртуальную сигарету, сделал вид, что с головой погрузился в работу. На самом деле это была внешняя защитная реакция, и внутри себя он все же пожалел, что посмел вслух оскорбить профессора.
Повисшую в воздухе напряженную паузу прервал мягкий шипящий звук открывающихся дверей. В продолговатом освещенном коридорчике, преодолев защитную цифровую завесу, появилась симпатичная секретарша-робот по имени Бризелла. Она неторопливо переставляла свои стройные металлопластиковые ножки и широко улыбалась, кокетливо взмахивая длинными ресницами. Минут двадцать назад она уже появлялась здесь с большим подносом предлагала собравшимся напитки. В этот раз она несла поднос поменьше, с одной единственной кофейной чашкой и небольшим черным футляром. Присутствующие уже успели выучить: Шпектор никогда не рассматривает ни одного важного документа и не ведет ни одной беседы без чашки крепкого ароматного кофе говорит, что его терпкий вкус помогает лучше сосредоточиться на работе. Был ли это единственный секрет его необычайной рассудительности, ораторского мастерства и дара убеждения? вряд ли. Ни один из них не знал другого такого успешного кофемана.
По правилам, Бризелла должна была ровно за минуту до его прихода подать поднос, так, чтобы кофе был еще горячим, но она уже успела уйти.
Наконец, к собранию все было готово, все заняли свои места. Бризелла поставила поднос на стол, рядом с сенсорным дисплеем Шпектора и уже собралась уходить, как вдруг с ее программой что-то случилось: ее заело на одном и том же движении, а после системного звука, сообщившего об ошибке, она потеряла сознание и с металлическим грохотом повалилась на пол.
В это время из-за цифровых дверей показался и сам Леонард Шпектор. Это был высокий, довольно плотный человек, в дорогом костюме из темной ткани, мерцающей струящимися потоками сине-зеленых пикселей. Такая текстура подходила, скорее, для праздничных костюмов, нежели для деловых, но экстравагантный Шпектор, предпочитающий во всем только высокие технологии, умел сделать лаконичным любой свой образ. На вид ему чуть более сорока, хотя на самом деле десятка на полтора больше. У него была полностью лысая голова, что подчеркивало его примечательную, чуть угловатую форму черепа. Лицо его было беспристрастным и не выражало никаких эмоций, как, впрочем, и всегда, и поэтому порой очень сложно понять, какое у него настроение. Коллеги иногда, конечно, за глаза, не всерьез говорили, что он самый настоящий робот. Но никто из них не отрицал одного любопытного факта: всегда, когда он появлялся в поле зрения, буквально у каждого возникало ощущение какой-то необъяснимой, мощной деятельной энергии, которая от него исходила.
Зная жесткость его характера и то, как его может огорчить даже мелкая бытовая неприятность, присутствующие занервничали и даже почувствовали себя виноватыми за то, что случилось с Бризеллой.