Вместе с Топором вышли почти все пассажиры, но только он повернул к заводу. Остальные поспешили через дорогу, и дальше в сторону железнодорожного вокзала. Это Топор тоже знал. Он неторопливо направился к проходным, внимательно приглядываясь к рекламным щитам, разделяющим широкую подъездную дорогу надвое. Раньше, как правильно догадался Некрасов, эти щиты украшали портреты передовиков социалистического соревнования. Теперь ни социализма, ни соревнования не осталось.
Наверное, и передовиков тоже, он внезапно почувствовал ностальгию по далеким временам, когда он еще не был Топором и рассердился на себя такому настроению перед операцией было не место.
Наверное, и передовиков тоже, он внезапно почувствовал ностальгию по далеким временам, когда он еще не был Топором и рассердился на себя такому настроению перед операцией было не место.
Но внутри какой-то осадочек остался, и Топор вполне искренне пожелал этому громадному предприятию, чтобы операция никак не сказалась на планах завода. Не только потому, что пожалел снующих мимо с угрюмыми лицами работяг. На их зарплате удачная или напротив неудачная сделка вряд ли бы сильно отразилась. Но через дорогу на стене серого здания висел огромный плакат с изделием ковровского завода мотоциклом «Восход». В далекой юности, когда Топор был просто Федькой Некрасовым, у него был такой мотоцикл, самой первой модели. Он вдруг вспомнил запах бензина и машинного масла, которым тогда была пропитана вся его жизнь; вспомнил радость, с которой он вел своего железного коня из магазина. Разве можно было сравнить с теми днями сегодняшнюю жизнь? Сравнить с тем бесконечным счастьем нынешние такие дорогие и такие пресные удовольствия.
Ну, хватит, одернул он себя, дело надо делать.
Впрочем, здесь делать было уже нечего. Больше того оставаться у завода с автоматом под плащом было просто неразумно. В переулок, ведущий к проходным, завернули сразу четыре милицейских «Жигуленка». Почти сразу за ними на огромной скорости подъехали три иномарки с тонированными стеклами. Топор понял, что это кто-то из участников предстоящей встречи. Кто именно, он не разглядел; не только потому, что машины были затонированы практически начерно, но и по той причине, что уже сидел в троллейбусе, как раз отходящем от остановки. Это была «четверка», которая по другому, дальнему, маршруту привезла его к временному дому.
Один из бойцов Алекс явно не ожидал шефа так скоро, иначе встретил бы его энергичным, деятельным. Теперь же он развалился в мягком кресле, напротив входной двери. На полу вокруг кресла валялись пустые скомканные пакеты из-под чипсов и несколько жестяных банок. Алекс резво вскочил на ноги, едва не перевернув кресло, а Топор хмуро оглядел пол. Все банки были красными, из-под «Пепси-колы» и морщины на его лбу немного разгладились.
Стволы где? уже почти спокойно спросил он.
Там, осклабился боец, показывая пальцем на стальную дверь, ведущую в подвал.
Топор лично осмотрел подвальное помещение утром. Большой прохладный подвал был надежным убежищем. В маленькое вентиляционное отверстие вряд ли пролезла бы даже кошка. Поэтому он кивнул разрешающе:
Ладно, сиди.
Сам он поднялся на второй этаж. Там, улегшись как был в одежде и обуви на заправленную кровать, Топор задремал в ожидании Валеры с Максом, вторым, и последним его бойцом в сегодняшней операции. Топор любил работать с Валерой. Тот не только умел делать все, или почти все; он к тому же был очень аккуратным и не менее пунктуальным. Вот и теперь ровно в двенадцать часов под окном заурчал мощный движок «Форда». Некрасов вскинулся, резко поднялся, прогоняя остатки сонливости.
По лестнице, ведущей с первого этажа, простучали маленькие, почти детские, башмачки Валеры. Он появился в комнате слегка запыхавшимся, но почти невозмутимым. Но Топор хорошо знал этого человека. За этим «почти» скрывалось удовлетворение, даже гордость за безукоризненно выполненную работу.
Все в порядке? больше для проформы спросил Топор.
В порядке! отрапортовал Валера, колеса готовы. КАМАЗ-кунг в двух кварталах отсюда; Макс ждет в «девятке» маршрут прошли два раза.
Хорошо, Топор сладко потянулся.
Теперь краситься.
Некрасов словно потух; сейчас ему предстояло самое, на его взгляд, неприятное. Валера должен был загримировать его и экипировать. А поверх всего надеть длинный плащ. И самое паскудное прикрепить к лацкану плаща карточку. Карточка была как карточка жесткая, закатанная в толстый слой пластика. Топор сам бы посмеялся в другое время, прочитав рядом с физиономией незнакомого мужика фамилию, имя и отчество: «Варфоломей Иванович Хреннарыло».
Он и засмеялся, увидев ее впервые, в доме Крюка. Через минуту он едва не упал с мягкого кресла, когда Крючкин объяснил, что именно эту физиономию нарисует ему Валера перед операцией.
Да ты что, Крюк! попытался отказаться Некрасов, это же западло, с такой кликухой на экран. Меня же миллионов десять увидят.
Ну и что? пожал плечами Крюк, увидят-то не тебя, а его, он щелкнул пальцем по карточке.
Ладно, проворчал наконец, соглашаясь, Топор, только ты мне потом найди того муд ка, который придумал все это. Он у меня точно получит хрен-на-рыло.