Андрюха нервно смеялся в трубку:
Прикинь, сука какая, то бандюками меня по телефону пугает, то в прокуратуру названивает А Инка умница! Всё по закону Чики-чики!.. Он в суд подал на пересмотр. Но Инка говорит бесполезно. Хрен ему по всей роже.
Да, Инка у нас умница!, соглашался я, довольный хорошо сделанной работой, но на душе почему-то было не весело.
****
Ямщики
Бабушка моя рассказывала моей маме, как моя прабабка Татьяна, совсем ещё молодой девчонкой служила при дворе большого барина. Хотя, какой там «молодой девчонкой»? Это сейчас молодость у нас длится чуть ни до тридцати лет. А в те времена девица пятнадцати лет уже и семью имела, и детей, и вполне самостоятельно хозяйство вела.
Через их хутор Северин большой тракт проходил. Вернее сказать прямо по краю хутора. И хутор рос и тянулся вдоль дороги, то поднимаясь по холму, то спускаясь чуть ли ни на дно Солохина яра.
Места тут раздольные. Всё поля, да пашни. Земля жирная, богатая. В грозу, бывало, дерево ветром всё поломает, ветка наземь упадёт, а через день-два гляди-ко, корни лёжа пускает, за жизнь цепляется, словно руки к земле тянет, и земля-матушка щедро принимает дитя своё. Сколько тут таких диковинных дерев! То яблоня чуть ни лёжа растёт, то слива из сорной кучи цветочками белыми удивляет.
Кубань разливается широко и вальяжно. Не хочет прямо течь. Обнимает холмы ласково и течёт огромной серой махиной. И сверху кажется, будто еле-еле течёт, почти стоячая вода-то. Но это ни так. По вылизанному на дне илу река скользит так споро, что утащит, моргнуть не успеешь. Бывало, смотришь на рябь воды чистый пруд, ей-Богу!.. Чуть-чуть движется, волнуясь под дождиком. И вдруг мимо тебя на огромной скорости большая коряга несётся. Несётся страшно, что кажется и в воде зашибёт нешуточно, если ни насмерть. Сколько тонут каждый год смельчаков, а всё прощают люди реке. Любят тут Кубань. Матушкой называют.
И вдоль дороги дома всё богатые. А чем дальше от тракта, тем поскромней. По тракту и шум и крик всегда. Ямщики удалые песню пьяную орут бывало среди ночи, или сильный какой человек обозы ведёт. И в ту, и в другую сторону, навстречу друг другу, и лес идёт, и скот гонят, и товар всякий диковинный. А самое главное везут вести со всех концов.
Зайдёт лихой ямщик в лавку, шапка-валёнка набекрень, мошна с арбуз, весь люд притихнет. Крикнет тот по надобности бегом ему и поесть, и по мелочи чего. И все ему в рот глядят, авось сядет за стол, тогда и вести будут, хоть народ созывай.
По человеку сразу видно, кто хозяйственник какой захудалый, а кто служебный.
Тут что ль, столоваться принимают?
Туточки!.. Туточки!.. Милости вам!..
Эт хорошо, бряцая медной бляхой на кожаной сумке, входит ямщик по-хозяйски, весело и шумно, будто домой прибыл, Добре вам в хату!.. А што, и покормите служебного человека?..
Покормим, батюшка!.. Покормим!.. Нешта не покормим-то?..
И пошла беготня!.. И шуба принята бережно, как невеста, и на стол и скатерть, и свет несут, и в избе крики шепотком во все стороны:
Терька! Наливки неси!.. Грунька, воды!.. Огня несите!..
И вот уж восседает ямщик Стенькой Разиным, обставленный лучинами, и обедает громко, с прибауткой, ёрзая на лавке во все стороны.
А бывает молчун иной раз. Хмуро пошепчется, договорится, молча поест, лица не подняв, сколько ни стой возле него всем собранием. А этот вот хороший. Весёлый. Сразу видать хорошо живётся человеку. Сытно, и с умом-то. И стоит вкруг стола люд крещёный, и смотрит, и внемлет, жадно каждое слово хватая и подхватывая:
С Москвы иду!..
Ахнули шёпотом:
С Москвы!.. Слыхал?.. С Москвы
А тот щами сёрбает, подрагивая квашеной капустой в бороде, торопится, обжигаясь, луком хрустит, ест, рассказывает весело, головой вертит, всех уважит, чтоб расслышали:
А под Пензой горели нонче!.. В дороге-то
Ах!..
Вот те крест!.. Ха!.. Бочка смоляная в одном обозе занялась!.. Недогляд.
Ах ты ж!..
Ну, и, громко стуча колючим кадыком, допил квас, вытер рукавом губы, Ахнуло!.. К утру-то. Погорели
Слыхал?.. К утру!..
Да тихо ты!..
Я и говорю!.. Кто ж греет-то с коросином?..
Ох, ты!.. С коросином?!..
А он, мол « я трошки, Миколай Степаныч!.. Для сугреву!..» Говорит!..
Та ты шо?.., бабка перекрестилась так, будто сама всё видела.
Ну!.. С коросином!.. А то не ахнет?!.. Кто ж с коросином-то!..
И уехать не успеет весёлый ямщик, щедро ссыпав денег на стол, и ещё час-два будет возиться с лошадьми, весело покрикивая мальчишкам, окружившим сани плотным колечком, а по хутору уже бежит-торопится весть, от двора ко двору:
Почитай два десятка домов сгорело в Пензе-то!..
Та ты шо?..
Рассказывал!.. Напрочь погорели!.. С детишками!..
Ой, мама моя
Коросином полил, говорят, и сжёг к чёртовой матери, люди видели! А потом и себя!.. Зарезал до смерти
Ой ты ж
И шумел хутор взволнованный несколько дней, обрастая подробностями с изумительной скоростью. И вот через неделю уже следующий заезжий, молча хлебая борщи, поглядывает на хозяев, как на полоумных:
Как так «сгорела Пенза?».. Шо вы мне тут брешете?.. Ни чё там ни сгорело. Шестой дён я в Пензе был. Всё тихо Шо за дурак вам натрепал?..