Врач, костлявый мужик с воспалёнными глазами, хмуро буркнул, что перед смертью Маринка почти час бесновалась в кровати, в кровь царапая лицо и судорожно выкрикивая кому-то: «Отойди от меня!»
Словно во сне пролетели несколько дней и всё крутилось перед Лёхой, как в кино, и он еле замечал, где явь, а где сон. И тёща у ямы на кладбище судорожно кричала в небо: «Пр-роклинаю тебя!.. Сдохни, подлец!.. Именем бога пр-р-роклинаю!..» И на поминках, непонятным образом организованных чин по чину, ни чего не евший с утра Лёха вдруг сильно захмелел и вдруг засмеялся сам себе, не веря в происходящее, и тёща с визгом подлетела к нему, вцепилась в волосы, и опять что-то кричала, и её тащили люди, а Лёха ни чего не чувствовал А потом был суд, и только на суде Лёха понял, что Людмила Викторовна хочет лишить его прав на Леночку, настаивая, что она является единственным опекуном, и Лёха постепенно трезвел, и в перерыве слушания дела, совершенно не соображая уже, подошёл к тёще на ватных ногах и, легко повалив её на пол, стал душить, и его бил по спине охранник палкой, и кто-то душил сзади за шею, оттаскивая. А потом Лёху загнули дугой, выворачивая руки, и кто-то тянул за волосы, запрокидывая голову, и Лёху бегом вели в коридор, но он успел заметить, как всё это время рыдающая Людмила Викторовна, украдкой показала ему язык, и в одно мгновение в улыбнувшемся взгляде её Лёха отчётливо прочитал: «Чё? Съел?!»..
Я часто их вижу в парке. Леночке уже лет десять. Людмила Викторовна неспешно проходит с послушной внучкой под руку вдоль аллеи. Скорбно, еле заметно кивает на приветствие. Внучку она называет «Сир-ротка моя» и гладит по голове, печально вздыхая. За Лёху не слышно ничего.
Снилось вчера.
И ведь соврёт и не покраснеет, свинтус!.., Людмила Викторовна усмехается, головой покачивая, Где ж ты успел поесть-то?.. Ну-ка.. давай наяривай!.., подкладывая варёной картошки в Лёхину тарелку, она подпевает, « а-ну, давай-давай, наяривай, гитара семиструнная»
Лёха в который раз мотает головой, не в силах уже смеяться, вздыхает обречённо, по пузу себя хлопает, любовно подмигивая Леночке, старательно обгладывающей куриную ножку:
С ума с вами сойдёшь, Людмила Викторовна!.. Лопну же!..
Давай-давай!.., смеётся Маринка, украдкой поглядывая на мать, улыбаясь во всю рожицу, мне худой мужик не нужен!..
Конечно «не нужен»!.. Кому же тут худой мужик нужен?.. Один у нас мужик!. Нам худой Не нужен!.., весело подхватывает тёща, и изловчившись, подбрасывает Лёхе зелени.
Да, лопну же, Мань!, Лёха поворачивается к жене, растягивает лицо в небритой улыбке.
А вчера «Пусть говорят» не смотрели?, Людмила Викторовна заканчивает с Лёхиной тарелкой, меняя тему, хитро подкидывая туда ещё и котлетку и пару маленьких солёных помидорчиков, Я как глянула Боже мой! Боже мой! Да чего ж людям надо-то ещё?.. Марин!?.. (краснеет, сжимая брови, сглатывает накатившую слезу) Ты представляешь (шмыгает носом): Семь лет!.. Семь лет!!!.. мать своего сына искала! Семь лет! Мань
Людмила выскакивает из-за стола, намереваясь убежать на кухню, что бы не увидели, как она плачет.
Мам!.., Маринка встаёт, идёт следом, оборачиваясь на мужа.
Лёха поджимает губы, улыбаясь: «Иди-иди!..»
Когда жена уходит, он вздыхает: «ну женщины!..», наливает себе в рюмку, наклоняется к дочери:
Людмила выскакивает из-за стола, намереваясь убежать на кухню, что бы не увидели, как она плачет.
Мам!.., Маринка встаёт, идёт следом, оборачиваясь на мужа.
Лёха поджимает губы, улыбаясь: «Иди-иди!..»
Когда жена уходит, он вздыхает: «ну женщины!..», наливает себе в рюмку, наклоняется к дочери:
А чего ты без хлеба кушаешь, Кукусик?.. Смотри, какой хлебушек хороший
Леночка, измазанная куриным жиром, глодает хрящик, делово осматривая тарелку, соображая, взять ещё кусок или нет:
А чё баба плакает?..
Надо говорить «пла-чет», Лёха гладит дочку по головке, улыбаясь нежно. А с кухни еле слышно:
Семь лет, Мань! Семь лет!..
Ну Не надо, мам Не надо, родная моя
****
Артисты
Поездом мне пришлось ехать всю ночь. Поездка, мне кажется, самое приятное изобретение человека. Ведь это действительно приятно разместиться поудобнее, подоткнув под себя шмотки-манатки, и, сладко отмечая, что всё вокруг разумно и закономерно, отдаться на волю грёз и фантазий, благо объектов для созерцания море. Вокруг меня бегут чьи-то судьбы, обрывки фраз оседают в голове, а впереди целая ночь, и ты законно бездельничаешь, словно сытый кот с яблони наблюдаешь окончание свадьбы во дворе, когда гости уже выдохлись, и уборка столов отложена на утро. И, хмелея от убаюкивающего стука колёс под плескание литра пива в животе, я мудро размышляю о бытие вещей, украдкой любуясь линией талии девушки в спортивном костюмчике, что-то душистое втирающей в хорошенькую мордочку перед крохотным зеркальцем. Ко сну готовится, чистюля Уставший проводник проходит вдоль открытых плацкарт, заглядывая, бормочет озадаченно что-то. За ним осторожно пробирается здоровяк румяный:
Та там тильки одну ночь!.. Бабушка ста-аренькая!..
Да я понимаю, что «одну ночь», проводник вздыхает, в тон здоровяку мягко оправдывается, Я ж говорю, если только кто уступит А тут кто?, негромко кивает он мне, неслышно похлопав по нижней полке подо мною.