Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте".
Рассказывает хирургическая медсестра Лилия Михайловна Будко:
"Первый день войны... Мы на танцах вечером. Нам по шестнадцать лет. Мы ходили компанией, проводим вместе одного, потом другого. Такого у нас еще не было, чтобы отделился кто-то парой. Идем, допустим, шесть ребят и шесть девчат.
И вот уже через два дня этих ребят, курсантов танкового училища, которые нас провожали с танцев, привозили калеками, в бинтах. Это был ужас. Если услышу: кто-нибудь смеется, я не могла этого простить. Как можно смеяться, как можно чему-то радоваться, когда такая война идет?
Скоро отец ушел в ополчение. Дома остались одни малые братья и я. Братья были с тридцать четвертого и тридцать восьмого года рождения. И я сказала маме, что пойду на фронт..."
Евдокия Петровна Муравьева, лейтенант, младший техник:
"К началу войны я успела окончить техникум связи. Присвоили звание младшего техника. И я сразу настроилась, что буду воевать, должна. Конечно, война - это не женское дело. Но мы были нужны. Мама плакала, когда я уезжала на фронт, но говорила, что она точно так же бы поступила. Она у меня была особенная..."
Рассказывает санинструктор Полина Семеновна Ноздрачева, после войны полный кавалер орденов Славы:
"...Выстроились мы по росту, я самая маленькая. Командир идет, смотрит. Подходит ко мне:
- А это что за Дюймовочка? Что ты будешь делать? Может, вернешься к маме и подрастешь?
А мамы у меня уже не было...":
В Кишиневе встретилась с Анной Степановной Маврешко, заведующей одной из городских библиотек, в войну лейтенантом, командиром огневого взвода:
"Командир спрашивает:
- Кем ты хочешь быть?
- Офицером!
Посылают меня в Смоленское артиллерийское училище. Сдала я все экзамены. Вызывает меня начальник училища:
- Экзамены вы сдали хорошо, но принять вас в училище мы не можем.
- Почему?
- В истории советской артиллерии еще такого не было.
- Не было, так будет. Отсюда я уеду только на фронт. И уеду только офицером... Я даже домой об этом написала...
Ходила я во всем мужском. Девчата мне даже записочки писали. Но училище окончила..."
Из Вильнюса пришло письмо от Моники Казимировны Тринкунайте:
"У меня был хороший музыкальный слух. Мама этим очень гордилась. Когда началась война, я решила, что мой слух пригодится на фронте, я стану связисткой..."
Зоя Ивановна Шаврук, ефрейтор, телефонистка:
"Пришлось соврать. Брали только с двадцать пятого года, а я с двадцать седьмого. Я себе два года прибавила. Сказала, что я с двадцать пятого. Мне поверили, я была крепкая. Маме, конечно, не сказала правду. Я ей сказала, что ходила в военкомат и меня направили в Брянск работать. Уже из части ей написала. Оттуда она уже вернуть меня не могла..."
Эстен Борисовна Кожемятникова, ефрейтор, фельдшер:
"Папа у меня участник гражданской войны, командир отряда. Мама всегда была вместе с ним. Она - сестра милосердия. О нашей семье перед войной писали в "Комсомольской правде".
Раз война, то какая может быть учеба? Я удрала из института. Не только я одна удрала. Нам всем было не до экзаменов. Мы считали, что нам надо воевать, что медики должны пойти в первую очередь.
Но нас эвакуировали в Пятигорск. У меня была справка, что я учусь на третьем курсе мединститута. Мы только после третьего курса должны были пойти на первую врачебную практику. В Пятигорске я сразу попадаю в госпиталь и, представьте себе, - сразу сто сорок тяжелораненых...
Не хватало крови. Ты ложишься на один стол, раненый - на другом. И прямое переливание крови... Четыреста граммов надо... Встанешь, тебе дадут два стакана какао и кусок белого хлеба. Подкрепишься немного и идешь работать. Один раз я выпила какао, съела этот кусочек хлеба и поднимаюсь идти, а у меня все поплыло перед глазами.