Но Клод знает, что сегодня ему будут рассказывать совсем другие истории. О сотрудниках, исчезающих в хаосе оккупации; о молодых коридорных, гибнущих в бою; о том, что симпатичный молодой флорист по фамилии Шабат не женился и отчаянно пытается получить английскую визу. А еще о том, что нацисты собираются сделать с его отелем. Да, муж Бланш считает «Ритц» своим, хотя его настоящие владельцы семья Сезара Ритца. Он высокомерен в этом смысле, ее Клод. Если быть честной с самой собой а Бланш позволяет себе такое хотя бы раз в день, это одно из тех качеств, которыми она восхищается в муже больше всего.
Клод очень спешит в свою комнату. Бланш почти бежит, чтобы не отстать от него и от солдат в черных сапогах со стальными носами, которые впечатываются в плюшевые ковры. Бланш беспокоится она и сейчас остается женой директора «Ритца»! что ковры не выдержат такого обращения. Эти ковры привыкли к прикосновению изящных кожаных каблуков И снова она вспоминает о своих грязных туфлях. Впервые за очень долгое время мадам Аузелло чувствует, что не соответствует окружающей обстановке.
За годы, проведенные в «Ритце», она привыкла наряжаться. В этом месте есть что-то, что заставляет надеть лучшее платье и самые красивые драгоценности, выпрямить спину, говорить тише, в последний раз взглянуть на свое отражение перед тем, как выйти в мраморные залы, в которых каждая поверхность отполирована и сияет. Те, кто обеспечивает это вечное сияние, при виде гостя отступают в укромные углы. В итоге отель кажется волшебным замком, за которым с любовью ухаживают духи, выходящие только по ночам.
Но сейчас Бланш замечает нацистский флаг на огромных кадках с пальмами. Кожей ощущает гробовую тишину в роскошных залах и гостиных. Догадывается, что к каждой натертой до блеска двери прижато ухо доносчика. И снова забывает о туфлях.
Аузелло провожают в их старый люкс в крыле отеля, которое выходит на улицу Камбон. Чемоданы аккуратно сложены, но будь проклята Бланш, если она даст чаевые нацисту! Она просто кивает, и солдаты уходят. Супруги отворачиваются друг от друга, словно не могут поверить, что час возвращения домой каким бы кошмарным он ни был! все же настал. И вот они вдвоем, как туристы, бродят по комнатам. Бланш с удивлением замечает, что все покрыто слоем пыли раньше такое было невозможно представить. На позолоченных обоях появились трещины наверное, до оккупации этот район бомбили. В воздухе повисла тишина, как будто маленький номер по меркам Ритца, во всяком случае, затаил дыхание до их возвращения. Она открывает окно; внизу нацистские солдаты разговаривают и смеются, как школьники на каникулах.
Почему ты вел себя, как нашкодивший ребенок? Бланш вздрагивает, отходит от окна и наконец поворачивается к Клоду, который все еще сжимает ручку кейса.
У меня с собой Он начинает нервно смеяться, его аккуратные усики дрожат, а глаза навыкате часто моргают. Ах, Бланшетт, глупая ты женщина! У меня здесь документы. Он барабанит по корпусу атташе-кейса. Нелегальные. Бланки проездных и демобилизационных документов. Я украл их из гарнизона, чтобы использовать здесь, в Париже, для для тех, кому они могут понадобиться. Меня могли бросить в тюрьму, если бы нацисты обнаружили их.
Боже мой, Клод! Теперь настала ее очередь побледнеть; она опускается в кресло, представляя, что могло случиться. О, Клод! Ты должен был сказать мне, когда мы уезжали из Нима.
Нет. Клод качает головой, теребя воротник рубашки. Нет, Бланш. Есть вещи, о которых тебе не следует знать. Для твоего же блага.
И он снова становится собой, муж Бланш, ее раздражающе французский муж со своими строгими принципами и идеальным произношением. Они женаты уже семнадцать лет, а он все еще пытается сделать из непокорной американки послушную жену-француженку.
Ах, Клод, мы ведь не будем сейчас заводить эту старую песню? После всего, что мы пережили за этот год. После сегодняшнего дня.
Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, чопорно заявляет ее муж. Раньше этот тон был для Бланш красной тряпкой. С легким уколом совести она вспоминает, что некоторые дыры в обоях появились еще до их отъезда. По вине летающих ваз и подсвечников, по причине длительных споров о природе брака. В частности, их брака.
Но сегодня Бланш слишком устала и сбита с толку, чтобы ругаться. И слишком хочет пить. Когда она в последний раз пила? Прошла вечность. Она смеется, несмотря на неприятный звон в ушах. Немецкое вторжение круг ада, где тебя поджаривают на медленном огне.
Ну вот и все. К своему удивлению, Бланш вынуждена смахнуть неожиданно выступившую слезу. Все это было не так уж плохо. Пока не закончилось.
О чем ты? Клод, который осматривает комнату в поисках места, где можно спрятать контрабандные бумаги, хмурится.
Ничего не изменилось. После тех месяцев в Ниме, когда мы когда у нас была настоящая семья. Париж перешел под власть Германии, но ты все еще лжешь мне.
Нет-нет, все совсем не так. К удивлению Бланш, Клод произносит эти слова с грустью. Он бросает кейс на стол, как будто больше не в силах нести эту ношу. Его лицо смягчается, оно выглядит почти таким же молодым и подвижным, как в день их первой встречи. Мгновение он выглядит раскаявшимся, и она наклоняется к нему, прижав руки к сердцу, как юная девушка. Глупая, но полная надежд девушка.