Но прежде чем Бланш нашла ответы на десятки вопросов, которые начали мучить ее по ночам, пока Клод спал рядом, тихо похрапывая, Лили исчезла. И Бланш гадала, не забрала ли новая подруга с собой все ответы.
В 1941 году Бланш все еще ищет Лили, ищет каждый день. Она ныряет в душные книжные магазины, спрятанные в тесных двориках; заглядывает в темные кафе, где все замолкают, когда она входит. В рестораны, где подают гуляш, а не рататуй. Бланш обшаривает места, которые раньше не посещала; места, которые немцы, похоже, до сих пор не обнаружили; места, где может быть кто-то вроде Лили. Потому что Бланш скучает по ней; хоть они были вместе совсем недолго, Лили освещала ее жизнь, как трепещущий, настойчивый светлячок. Но
Лили тоже нуждалась в ней; Бланш это точно знала. Было в Лили что-то такое, что заставляло мадам Аузелло заботиться о ней: кормить питательными супами, чинить одежду, водить в приличную парикмахерскую, чтобы сделать стрижку. Возможно, Лили это ребенок, которого у Бланш никогда не было. С другой стороны, она помнит их поцелуй чудесный, волнующий поцелуй. И понимает, что Лили не просто друг, не просто ребенок, не просто любовница. Она нечто большее. Жизненный мотор, двигатель. А еще Бланш ищет Лили, потому что ей нужен кто-то, кто объяснит ей, что делать дальше, как жить с этими оккупантами-гостями, стоит ли беспокоиться о Фридрихах и Астридах сейчас.
Особенно сейчас. Когда она каждый день проходит мимо семей, лишенных крова; когда каждый день люди растворяются во мраке. Исчезают навсегда.
Их все больше и больше; они преследуют Бланш в ее снах, в ее кошмарах.
Она сама одна из них.
Глава 12
Клод
1938 год
После аншлюса Австрии Клод попросил Бланш, как он просил всех своих сотрудников, быть осторожнее с новыми гостями, особенно со Спатзи. Но Бланш конечно, она увлеклась этим парнем (который был добродушен и так же любил хорошеньких женщин, как сам Клод) и с удовольствием упражнялась в немецком в его компании. Они часами сидели в баре, заговорщически переговариваясь по-немецки и смеясь, как школьники.
Спатзи обычный парень, сказала Бланш Клоду в его кабинете. Он мне нравится. Мне все равно, нацист он или нет.
Клод сглотнул, расстегивая воротничок; жена выбрала самый неудачный момент для такого заявления.
Фон Динклаге член абвера, холодно сообщил Клод. Немецкой военной разведывательной организации. Твой Спатзи докладывает обо всем лично Геббельсу.
Какие глупости! Бланш рассмеялась и присела на краешек его стола. На ней было ярко-розовое шелковое платье с новомодными накладками, которые делали плечи острыми и угрожающими совсем не такими, какими, по мнению Клода, должны быть плечи женщины. Ее волосы блестели, украшая лоб изящными завитками и свисая на шею сзади. Она была такой наивной, его благополучная жена. Так нуждалась в защите, в спасении и ему нравилась эта давно забытая роль; к тому же она была значительно проще, чем роль мужа. Сейчас Бланш особенно необходима его поддержка. Он напомнил себе, как делал это сотни раз на дню, что она американка. А американцы такие глупые! Она могла одеваться как француженка, могла свободно говорить на его родном языке хотя, боже мой, какой у Бланш ужасный акцент! По крайней мере, теперь она может заказать хорошее вино без помощи Клода.
Но в глубине души она оставалась доверчивой американкой. Клод должен был защищать ее! Это его долг. Который он выполнял с первых дней их знакомства.
Только что я окончательно убедился, что Спатзи шпион. Я застал его внизу, в винных погребах; он что-то вынюхивал. Точнее, составлял список. Пересчитывал ящики, помечал марочные вина.
Ну и что?
А то, что ему нельзя туда спускаться! Никому, кроме персонала, нельзя. Но фон Динклаге и другие нацисты везде суют свой нос. Задают вопросы. Проводят инвентаризацию. Даже измеряют окна и дверные проемы. И не только в «Ритце»; коллеги рассказывают, что то же самое происходит в «Георге V», «Крийоне», «Роял Монсо» и даже в «Кларидже». Я вышвырнул Спатзи из подвала и послал его к черту. У Клода вдруг пересохло в горле. Мне не следовало этого делать. В конце концов, он гость. Но почему он все время что-то вынюхивает, Бланш?
Она пожала плечами и вытащила ногу из туфли; нагнувшись, подняла туфлю и стала разминать ее подъем. Как она могла оставаться такой безмятежно спокойной?
Она пожала плечами и вытащила ногу из туфли; нагнувшись, подняла туфлю и стала разминать ее подъем. Как она могла оставаться такой безмятежно спокойной?
Потому что нацисты планируют вторжение. Я серьезно! Клод схватил жену за плечи и посмотрел в ее смеющиеся карие глаза. Немцам нужен Париж. Им нужна вся Франция, вся Европа. То, что происходит в Испании, только прелюдия. Будет война, как и говорила твоя Лили. Они строят самолеты, танки, дороги, ведущие к нашим границам. И ты, любовь моя, будешь в большой опасности. Конечно, мы все будем в опасности, но я никогда не думал, что ты, моя жена Я не знаю, что делать.
Ведь даже Клод не сможет защитить Бланш от нацистов, если придет день, когда они Но нет, он не станет об этом думать.
Что ты имеешь в виду? Ее глаза больше не смеялись. Что ты можешь сделать, Клод?