Возражаю против этого вопроса, сказал Мейсон, как требующего раскрытия конфиденциальной информации, существующей между врачом и пациентом.
Судья Эшхерст подумал с минуту, а потом сказал:
Возражение поддерживается.
Не посоветовали ли вы обвиняемой, что для нее было бы выгодно, если бы вы провели ей проверку сывороткой истины?
То же самое возражение, сказал Мейсон.
То же самое постановление.
Вы давали обвиняемой наркотик семнадцатого сентября?
Да.
Было ли предназначением этого наркотика преодолеть так называемый механизм защиты, который мог помешать пациентке раскрыть те факты, которые она могла считать вредящими ей?
Да.
Был ли у вас в тот раз магнитофон?
Да.
Сделала ли пациентка заявление, которое было записано на магнитофон?
Теперь, с позволения высокого суда, сказал Мейсон, я возражаю против вопроса на том основании, во-первых, что он некомпетентен, неуместен и несуществен, что, как выявилось, пациентка находилась под воздействием наркотиков, и поэтому все, что было заявлено в то время, являлось плодом одурманенного воображения. Во-вторых, вопрос призывает к раскрытию конфиденциальных сведений, и, в-третьих, что если в магнитофонной ленте и содержалось какое-либо признание или сообщение, то это не дает подобающих оснований, поскольку в этом нет никакого доказательства состава преступления.
Итак, сказал судья Эшхерст, мы подходим к сложному вопросу юридической ситуации, который, как в общих чертах понимает высокий суд, должен был возникнуть в ходе судебного разбирательства. Я думаю, что этому спору следовало бы состояться вне присутствия присяжных. Высокий суд должен заметить, что этот вопрос в том виде, в котором он сейчас задается, не дает ответа, который подтвердил бы все сделанные возражения. Насколько я понимаю, обвинение хочет показать, что магнитофонная запись была произведена, а затем отпустить доктора. Обвинение желает представить эту магнитофонную запись в качестве признания обвиняемой и просит, чтобы эта запись была прослушана присяжными.
Это верно, ваша честь, сказал Гамильтон Бюргер.
Однако, сказал Мейсон, раз нам предстоит встретиться со всеми этими фактами, то мы можем встретиться с ними и сейчас.
Я думаю, что на этот раз я отклоню эти возражения, пока мы не закончим с предварительными выяснениями, постановил судья Эшхерст.
Вы сделали магнитофонную запись? спросил Гамильтон Бюргер.
Сделал.
И где она была?
Я положил ее в свой сейф.
И что случилось с ней после?
Она была передана полиции моей сиделкой.
Я демонстрирую вам магнитофонную бобину, на которой красным карандашом и, предположительно, вашим почерком сделана надпись, гласящая: «Разговор с Надин Фарр, 17 сентября», и спрашиваю вас: сделана ли эта надпись вами?
Да, сэр.
Это все, торжествующе сказал Гамильтон Бюргер.
Несколько вопросов, сказал Мейсон. В тот момент, когда была сделана эта магнитофонная запись, являлась ли Надин Фарр вашим пациентом?
Да, сэр.
И вы старались вылечить ее?
Да, сэр.
И вы почувствовали, что для того, чтобы вылечить ее эффективно, нужно знать факты, которые могли быть выявлены путем вопросов и ответов во время проверки сывороткой истины, так?
Да, сэр.
И вы провели эту проверку как психиатр, врач и хирург?
Да, сэр.
Скажите, а не находилась ли в тот момент обвиняемая под воздействием наркотиков?
Да, сэр.
Она понимала, что она делает?
Здесь вы касаетесь весьма специфической психологической ситуации, мистер Мейсон. Одна часть ее сознания понимала, что она делает какое-то заявление и отвечает на вопросы, а другая часть ее сознания была подавлена наркотиками до такой степени заторможенности, что не могло быть никакого сопротивления.
Ее сознание и сила воли были ослаблены наркотиками, которые были применены вами в процессе лечения?
Да.
И вы задавали вопросы и получали от нее ответы как врач, ставящий диагноз состоянию пациента, и это было доверительной информацией?
Да.
Вы проводите много подобных исследований, и каково их назначение?
Да. Они дают оценку определенным эмоциональным конфликтам на основании получаемых ответов.
А эти ответы всегда вразумительны и точны?
Нет.
Есть ли вероятность, что ответы, которые вы получили на свои вопросы в данном случае, неточны?
Такая вероятность существует.
Вы знакомы с таким феноменом, как разговаривание во сне?
Да.
Было ли состояние обвиняемой сходно с тем, которое вызывают разговоры во сне?
Очень схоже. Это был искусственно вызванный разговор во сне.
Это все, сказал Мейсон.
Одну минуту, сказал Гамильтон Бюргер. Если бы заявления, сделанные пациентами во время исследования с помощью сыворотки истины, были бы неточны, тогда не было бы никакого смысла в проведении такого исследования, доктор.
Я не говорил, что эти ответы были неточны. Я сказал, что существовала вероятность того, что они могут быть неточны.
А достаточно ли велика вероятность, чтобы опровергнуть ценность этой проверки? Не взяли ли вы у этой пациентки деньги за лечение, не имевшее никакой ценности?
Разумеется, нет. Следует понимать, как надо оценивать подобные ответы. Иногда, даже если сами ответы неточны, можно оценить эмоциональное состояние пациента.