Речь идет о группе во главе с бывшим комбригом И.Г. Бессоновым, известной как «Политический центр борьбы с большевизмом» (ПЦБ). Она была образована осенью 1942 г. в особом сборном лагере специального органа СД «Цеппелин» на территории концлагеря Бухенвальд и действовала первоначально в районе Бреслау (монастырь Лейбус), а весной 1943 г. была переведена в район г. Линсдорф. Восстание планировалось инициировать путем заброски в северные районы СССР (от Северной Двины и Печоры до Енисея) диверсионных групп, сформированных из антисоветски настроенных военнопленных, и освобождения сотен тысяч заключенных ГУЛАГа. Одновременно с разработкой плана восстания, группа Бессонова занималась формированием бригады из трех усиленных батальонов, правда деятельность в этом направлении шла крайне медленно, и к лету 1943 г. общая численность членов организации не превышала 300 человек[266]. Офицерский лагерь ПЦБ располагался в д. Нидерлибке, куда в начале июня 1943 г. Краснощеков был доставлен на поезде в сопровождении двух офицеров СД.
При внедрении в ПЦБ Краснощекову было предложено взять псевдоним и сочинить легенду, чтобы скрыть от новых сотрудников факт его пребывания в немецких тюрьмах. Таким образом, лейтенант госбезопасности Борис Яковлевич Краснощеков стал Борисом Александровичем Костенко, бывшим капитаном РККА, уже успевшим послужить немцам в рядах украинского батальона. Было ли все так, как излагает Краснощеков в своих показаниях, или же история с якобы придуманной легендой была запущена им для того, чтобы скрыть от советских следователей правду в отношении реальных фактов своего участия в каких-либо антисоветских формированиях неизвестно. Во всяком случае, нельзя исключать того, что ему действительно довелось послужить в украинской части, куда он завербовался из лагеря военнопленных, назвавшись украинцем с более подходящей для этого случая фамилией Костенко. Будучи по национальности евреем, Краснощеков, судя по всему, не имел типичной еврейской внешности, а то, что он родился, вырос и провел большую часть сознательной жизни на Украине, позволяло ему легко выдать себя за украинца. Подобные превращения в «украинцев» и «казаков» были достаточно широко распространены среди советских военнопленных, пытавшихся любым способом выбраться из лагерей, где весной 1942 г. им угрожала почти верная смерть от голода, болезней и жестокого обращения.
При внедрении в ПЦБ Краснощекову было предложено взять псевдоним и сочинить легенду, чтобы скрыть от новых сотрудников факт его пребывания в немецких тюрьмах. Таким образом, лейтенант госбезопасности Борис Яковлевич Краснощеков стал Борисом Александровичем Костенко, бывшим капитаном РККА, уже успевшим послужить немцам в рядах украинского батальона. Было ли все так, как излагает Краснощеков в своих показаниях, или же история с якобы придуманной легендой была запущена им для того, чтобы скрыть от советских следователей правду в отношении реальных фактов своего участия в каких-либо антисоветских формированиях неизвестно. Во всяком случае, нельзя исключать того, что ему действительно довелось послужить в украинской части, куда он завербовался из лагеря военнопленных, назвавшись украинцем с более подходящей для этого случая фамилией Костенко. Будучи по национальности евреем, Краснощеков, судя по всему, не имел типичной еврейской внешности, а то, что он родился, вырос и провел большую часть сознательной жизни на Украине, позволяло ему легко выдать себя за украинца. Подобные превращения в «украинцев» и «казаков» были достаточно широко распространены среди советских военнопленных, пытавшихся любым способом выбраться из лагерей, где весной 1942 г. им угрожала почти верная смерть от голода, болезней и жестокого обращения.
Нам трудно судить об истинной подоплеке введения Краснощекова в ПЦБ. Было ли это всего лишь подготовкой к вербовке с погружением в соответствующую интеллектуальную и политическую среду, или же выполнением задач, возложенных на уже завербованного агента СД, можно только предполагать. Но, как бы то ни было, после ликвидации Центра, как не оправдавшего надежд, возлагавшихся на него германскими спецслужбами, Краснощеков-Костенко был оставлен в качестве переводчика при полковнике М.А. Меандрове (псевдоним «Соколов»), возглавившего остатки этой организации, переориентированной на борьбу с партизанами и агитационно-пропагандистскую работу среди населения оккупированных территорий. В составе группы «Соколова» летом осенью 1943 г. он выезжал в Себеж (район Великих Лук), а затем в Радом (Польша). Именно в районе Себежа 40 человек из состава антипартизанского отряда ПЦБ ушли к партизанам, после чего органы «Смерш» впервые получили сведения о «бывшем капитане Красной Армии» Краснощекове-Костенко[267].
В ноябре 1943 г. «капитан Костенко» был командирован в Витебск, где ему предложили занять должность командира формируемого батальона Белорусской Краевой Обороны, однако он отказался, мотивировав тем, что не является белорусом и не знает белорусского языка. После этого бывшего сотрудника ПЦБ направили в Лепель, где в течение двух месяцев он работал в местном отделении СД переводчиком. Лепельское отделение СД являлось, по сути дела, группой связи при Русской освободительной народной армии (РОНА) Каминского, которая в сентябре 1943 г. прибыла в Белоруссию из Орловской области вместе с гражданской администрацией Локотского округа, семьями и другими гражданскими беженцами и размещена в районе Лепель Чашники для борьбы с партизанским движением. В феврале 1944 г. через немецкого водителя, получавшего в штабе Каминского продукты и спиртные напитки, переводчик Костенко познакомился с начальником штаба РОНА подполковником (бывшим капитаном РККА) И.П. Шавыкиным. Узнав, что Костенко бывший капитан Красной армии, к тому же еще с опытом работы в разведывательном отделе дивизии, Шавыкин предложил ему перейти на службу в РОНА и занять соответствующую должность. Краснощеков согласился на это предложение, а немецкое начальство не препятствовало его переводу.