Все эти партии, как бы они ни назывались, представляли интересы аристократов, крупных помещиков и отчасти капиталистов, которые и составляли правящий класс в венгерском королевстве. Все свои надежды они связывали с молодым императором Францем Фердинандом, который намеревался расширить и углубить венгерскую автономию в составе единого государства и в то же самое время не отрывать Венгрию от имперской сиськи. Народ для этих деятелей, несмотря на заявляемую ими либеральность, демократичность и конституционность, являлся не более чем питательной средой, из которой они тянули свои соки. Это народ должен был гнуть спину на полях, фабриках и заводах, народ должен был умирать с винтовкой в руке на полях сражений, народ должен был со стоическим терпением переносить все, что взвалят на него господа из правительства. И при этом народ был лишен элементарных возможностей повлиять на происходящее, поскольку в Венгрии избирательное право даже для мужчин было далеко не всеобщим и отсекало от выборов самую многочисленную и малообеспеченную часть общества.
Но сам народ, до того безмолвствовавший, имел по этому вопросу свое, особое мнение, выражаемое через посредство непарламентской социал-демократической партии Венгрии. А непарламентской, хоть и не запрещенной, эта партия была потому, что основной ее электорат отсекался от избирательного процесса имущественным цензом. И хоть венгерские социал-демократы были весьма рептильной организацией, не ставящей никаких эпохальных задач и сосредоточившейся на завоевании того самого всеобщего избирательного права, внутри нее зрели зерна здорового радикализма, посеянные агентами Кремля (то есть, простите, Зимнего Дворца). Товарищи Ленин и Джугашвили, несмотря на то, что пошли на сотрудничество с царским режимом, имели в социал-демократической среде достаточно высокий авторитет, а некоторые круги этой самой социал-демократии так и вообще смотрели им в рот. Император Михаил, выступающий с приветственной речью перед участниками первомайской демонстрации, шибал по неокрепшим европейским мозгам не хуже стакана дешевой русской водки.
И сегодня пришло известие, что сербы неожиданно форсировали Дунай и взяли Неопланту (Нови-Сад), а русские армии почти на всем протяжении преодолели окружающие Венгрию горы и вышли на равнину, почти одновременно захватив Прессбург (Братиславу), Кошице, Ужгород Мукачево и Темешвар. Но это только полбеды: из разных мест доносятся слезные стоны, что русские казаки, разбившись на небольшие мобильные отряды, шалят уже под Дебреценом, Сегедом и Печем. Там, будто снова наступили дни Батыева нашествия, горят имения магнатов и железнодорожные станции, взлетают на воздух мосты и падают под откос поезда. Еще совсем немного и то же самое начнется в окрестностях Будапешта, потому что на севере, в район Прессбурга-Братиславы, вслед за передовыми частями, именующимися почему-то морской пехотой, на равнину выходят большие массы русской кавалерии. Об этом, перед тем как прервалась телеграфная связь, успели сообщить из города Шаморин, находящегося в шестнадцати километрах юго-восточнее Прессбурга.
Пока компромиссно-коалиционное венгерское правительство думало, как им быть дальше по вопросу отношения к монархии, а также что делать с войной, которую венгерский гонвед уже проиграл русской армии, социал-демократы, побуждаемые к тому указаниями из Петербурга, тоже не сидели сложа руки. У них имелось такое неконвенциональное, но очень мощное оружие как всеобщая забастовка. Два дня назад их агитаторы начали распространять листовки с воззванием царя Михаила, обращенным к венгерскому народу в них русский монарх обещал сохранение независимости послевоенной Венгрии, а также ее справедливое внутреннее устройство, основывающееся на всеобщем волеизъявлении граждан. Пачка дрожжей, вброшенная в сортир венгерской политики, почти мгновенно возымела свое действие, ибо со справедливостью и всеобщим волеизъявлением в Будапеште и окрестностях было плоховато, а прежняя государственная система, основанная на личной унии с Австрией, с переходом австрийской короны в руки кайзера Вильгельма оказалась разрушенной.
Сегодня, когда эта шипящая и пузырящаяся человеческая масса достигла точки кипения, на первый план вместо рептильного Эрнё Гарами, формально возглавлявшего венгерскую социал-демократию, неожиданно вышел радикальный лидер молодежного крыла этой организации и профсоюзный вожак Дьюла Альпари. Всеобщая забастовка по его команде громыхнула внезапно, когда этого никто не ожидал. Более того, лидеры протеста взбунтовали мобилизованных резервистов, уже подготовленных для отправки на разорванный в лоскуты фронт. Даже необразованные мужчины из рабочих кварталов и окрестных сельских поселений понимали, что штопать такую рвань бессмысленно, и все, что смогут сделать наспех сформированные роты гонведа еще на день-два продлить агонию существующей государственной системы. А потом хоть трава не расти. Эти-то резервисты и стали основой формирующейся народной гвардии, группирующейся вокруг возглавляемого Дьюлой Альпари Всеобщего Союза Трудящихся венгерского аналога сталинского Общества Фабрично-Заводских Рабочих.