21 сентября 1906 года это сообщение Санкт-Петербургского телеграфного агентства облетело весь мир.
На поиски участников налета были брошены не только силы жандармерии, полиции Сухумского округа, но и казаки. Помимо них к облаве привлекли армейские части по тревоге подняли 258 пехотный резервный полк под командованием фон Бадера. Возглавил розыск налетчиков и расследование сам начальник Сухумского округа князь Л. Джандиери.
Предварительные его результаты показали: налет готовился самым тщательным образом, во главе его стоял человек дерзкий, рисковый и с недюжинными организаторскими способностями. Об этом свидетельствовало то, что ни он, ни другие налетчики не допустили ни одного сбоя в операции. Они действовали как хорошо отлаженная машина, и только многолетний опыт сыскной работы подчиненных Джандиери помощника начальника Кутаисского жандармского управления в Сухумском округе ротмистра Ф. Ушинского и следователя А. Цепляева позволял предположить, что за налетом могли стоять боевики большевиков.
Почерк преступления указывал на группу некоего Кобы. Предыдущие ее «эксы» экспроприация денежных и иных государственных средств, как именовали подобные акции большевики, также отличались особой дерзостью. Несмотря на все усилия полиции и жандармерии, так и не удалось установить ни имен, ни фамилий налетчиков. О самом главаре было известно лишь то, что он грузин его выдавал акцент. И всё же, будь на стороне Джандиери и его подчиненных удача, то они, возможно, изменили бы ход истории и не только в России.
21 сентября осведомители ротмистра Ушинского дали наводку на грузинского крестьянина М. Джалагония из села Бабушара. По их информации у него укрывались налетчики. Плотные полицейские и армейские цепи взяли в плотное кольцо усадьбу. Ее обыск, включая овчарню, продолжался несколько часов и закончился ничем. Штык от винтовки жандарма прошел в нескольких сантиметрах от Кобы Сталина, прятавшегося на сеновале. Допрос с пристрастием самого хозяина, жены и трех сыновей тоже не к чему не привел. Джалагония и его близкие в один голос отрицали какую-либо связь с налетчиками.
Спустя годы, в 1937 году, когда семья зажиточного крестьянина Джалагония подверглась репрессиям, он решился написать Сталину. На его письме Вождь написал: «Не трогать!». Правнуки Джалагония, в частности Марина Серафимова, и поныне живет в Абхазии.
Избежав ареста, возможно и смерти, Сталин, другие участники налета скрылись в горах и какое-то время прятались в пещере.
Языки пламени беззаботно плясали на ее стенах и молодых, крепких телах, уже отмеченных суровыми испытаниями: шрамами следами казацких нагаек, пуль, штыков и ножей, ярким румянцем полыхали на лицах: славянских и восточных. Этот разномастный, разноязыкий интернационал собрала вместе не жажда наживы, а нечто гораздо большее идея. Она объединила их независимо от социального и классового положения, национальности и вероисповедания. Ради нее они: бывший семинарист, перед которым, казалось бы, открывался путь к самому Господу; дворянин, бросивший блестящую военную карьеру; сын богатого заводчика, отказавшийся от состояния; лихой абрек, ни перед кем не клонивший головы; рабочий «золотые руки», студент из столичного университета абхаз, грузин, грек и русский, отвергли сытую, благополучную жизнь и выбрали путь полный лишений и тяжких испытаний, чтобы воплотить свою мечту.
Мечту о будущей справедливой и достойной жизни. Жизни, где бы властвовал дух творца, а не низменные потребности. Жизни, в которой бы не было ни бедных, ни богатых, ни господ, ни подневольных, ни униженных, ни оскорбленных. Ради нее они не жалели ни себя, ни других. В непримиримой борьбе с самодержавием успех был пока не на их стороне. Революция, о которой они мечтали и торопили всей душой, захлебывалась в крови. Боевым рабочим дружинам в Москве, Баку, Тифлисе и Батуме не хватало оружия и боеприпасов, агитаторам прокламаций и листовок, несущим правду о Великой освободительной революции. На это требовались деньги, много денег.
«Деньги! Проклятые деньги!» лицо атамана Кобы исказила гримаса.
Во сне переплеталось прошлое с настоящим: ветхий дом на окраине Гори и узловатые руки матери, огрубевшие от непосильной работы, тесная келья семинарии и истрепанная множеством рук Библия, так и не открывшая ему истины, жандармы и друзья товарищи из подпольного кружка марксистов-революционеров. Их глаза святились верой и жили надеждой на светлое будущее. Их не страшили безликие, холодные стены тюремной камеры, лед и ненависть в глазах следователя Душешвили. Они без тени сомнений стали под знамена революции. Они отчаянно бились за Великую революцию на баррикадах Москвы, Баку, Тифлиса и Батума. Власть бросила против них артиллерию. Стволы орудий хищно выискивали цели. Жерла орудий, изрыгали пламя. Взрывы разметали баррикады, рвали на куски человеческие тела. Повсюду кровь: на стенах домов, на мостовой, на фонарных столбах. Реки крови.
Она захлестывает его, забивает рот и заливает глаза. Он пытается выбраться из водоворота кровавой реки и хватается за прибрежные кусты. Его бьют по рукам Джандиери, ротмистр Ушинский, полицейские. Они скалятся беззубыми дырами-ртами. Отчаянным усилием ему удается выбраться на берег. Ненавистные полицейские рожи исчезают. На их месте возникают стволы револьверов и винтовок. Десятки, сотни, множество стволов. К ним тянутся руки, множество рук. Они бугрятся узлами вен и тянутся, тянутся. Он сам уже винтовка, палящая по казакам и полицейским. Они бегут! Бегут без оглядки. На лицах победителей тысячами, миллиона счастливых улыбок сияет и торжествует она Великая освободительная революция.