Я напомню. Я закончил пограничное училище. Да, специальность у меня другая. Но отличие от пограничников состояло всего лишь в нескольких предметах. У них основным специальным предметом был СТПВ служба-тактика пограничных войск. Это кстати, тоже специфическое отличие от простой пехоты. А у нашего факультета средства связи и применение войск Правительственной связи в операциях. Дисциплины, такие как «Общевойсковая тактика», давались нам одними и теми же преподавателями. Объемы, правда, были разные. Но в целом готовились и мы, и пограничники как офицеры звена «взвод батальон». Так что рота это как раз то, чему учили.
Ну и как тебе твоя рота?
Моя рота! усмехнулся про себя Алексей. В девяносто втором ушел в запас с должности замполита роты. Не прошло и тридцати лет, как стал ротным! Вот это карьера! Карьерист, блин! Как же это все давно было! Да что так далеко в память забираться? Я тут всего лишь несколько дней, а кажется, что мирная жизнь была когда-то в прошлой жизни. Жалею? Наверное, нет. Чтобы ценить мир, нужно знать, какой бывает война. Надо ли мне это было? Не знаю. Но когда-то пошел в армию, чтобы понять, кто я есть на самом деле. Соответствую своим представлениям о самом себе или нет? Прошло столько лет с тех пор, а эта дурацкая юношеская черта осталась. Что я себе доказываю? Соответствие погонам, которые Родина возложила на твои плечи вместе с ответственностью, и которые, если ты офицер, остаются на них до конца, даже если ты одет в гражданку? Офицер он либо есть, либо его нет. Да и не было. Был просто мундир с погонами, существо в котором ему не соответствовало. А может, судьба? Она ведь у каждого своя, и никто ее не знает. Для чего я рожден? Для чего дожил до этих лет? Может, как раз для этого? Может и так! И тогда все предопределено. И та поездка за грибами, и то, что я здесь. Значит, нужно делать то, что должно. И пусть будет, что будет. Поэтому я горжусь своей ротой! Каждым бойцом! Никто не трусил, не паниковал, все исполняли в бою приказы и распоряжения бегом. Сейчас четверть оставшихся бойцов роты имеют легкие ранения, но в тыл не ушли. Да что я тебе рассказываю? Сам наверняка все знаешь. Моя рота совсем не исключение. Везде так!
Все, кто хотел сбежать, сдаться, сделали это еще в начале октября. Здесь остались те, кто умрет, но с рубежа без приказа не уйдет! Вот это по-нашему!
Знаешь, в нашем времени у десантников есть девиз «Никто, кроме нас!» Хороший девиз! А у пограничников другой «Ни шагу назад!» Вот сейчас бойцы моей роты, батальона, полка, дивизии и, я уверен, всей Двадцатой армии соответствуют обоим этим девизам.
М-да действительно, замполит. Давай, пей чай, а то остынет.
Аэродром «Дебрево».
Особый район
Захаров закрыл фонарь и с удовольствием осмотрелся. Новый объемный фонарь из прозрачного плексигласа давал отличный обзор и освобождал от необходимости надевать очки и тем более меховые маски, без которых полет в открытой кабине зимой был попросту невозможен.
Неплохие парни работают в ПАРМе у союзников! ПАРМ был организован в момент, когда через портал от союзников пошли самолеты. Это они так называли ПАРМ, а с точки зрения Захарова и его дивизионных инженеров это был маленький авиаремонтный заводик с уникальным для их времени оборудованием. Познакомил со специалистами ПАРМа Захарова все тот же инженер-полковник, работавший в его дивизии. Потому как после выполнения своих прямых обязанностей по сборке самолетов и подготовки их к перелету в Москву ПАРМ должен был свернуться и убыть обратно в Россию. Но, опять же по совету того же полковника, Захаров пробился на прием к Цанаве и попросил его посодействовать, чтобы этот заводик поработал на его дивизию. Захарову было неведомо, с кем Цанава решал этот вопрос и чего ему лично или стране это стоило. Ему был важен результат, потому как перспективы полковник рисовал просто радужные. Даже в сравнении с тем, что сделала его группа.
И вот он, результат! После того как на всех самолетах сняли ШКАСы, поменяли ШВАКи на НР-23, установили прицелы и радиостанции, в ПАРМе продолжили работу над «ишачками» его и ведомого. В итоге И-16 тип 28 стали не похожи сами на себя!
Заменили перкаль синтетикой более легкой и прочной. Переделали кабины под новые фонари, использовавшиеся на каком-то спортивном самолете в их времени. Пообещали позже поставить лобовые бронестекла. Поставили электродвигатель на лебедку уборки-выпуска шасси. Нажал клавишу на панели, и через секунды загорелись три красных лампочки шасси убрано. Снова нажал, загорелись три зеленых шасси выпущено. И не нужно делать сорок четыре оборота ручной лебедкой. Поменяли часть приборов на более современные и дооборудовали «родные» подсветкой. Установили новую более мощную аккумуляторную батарею и новый, тоже более мощный, электрогенератор, обеспечивающий энергией не только радиостанцию, как старый, а всю электросхему самолета. Заменили бронеспинку кресла летчика на более толстую титановую при том же весе. Захаров, начитавшись материалов о развитии двигателестроения, мечтал о впрыске, но тут его ждало огорчение. Оказалось, что на данный момент просто не существовало подходящего топливного насоса для системы впрыска. На резонный вопрос, а как тогда летают поршневые самолеты у них, он получил ответ, что их уже практически не существует. Даже в гражданской авиации. Исключение АН-2 и нескольких Ил-14, доживших до XXI столетия. Еще на поршневых двигателях летают спортивно-пилотажные самолеты. Например, как тот же Су-26, фонарь которого они сумели приспособить на его И-16. Но мощность двигателя там всего лишь 260 лошадок. Плюс компьютеризированная система управления двигателем. Поэтому придется ждать, пока советская промышленность освоит АШ-82ФН. Но их будут ставить на Ла-5 и Ла-7, а не на старичка И-16. Единственное, что можно было сделать с двигателем И-16 залить синтетическое масло, значительно повышавшее моторесурс двигателя. Но и здесь все оказалось непросто масло сразу же потекло изо всех щелей. Пришлось мотористам полностью перебирать двигатель, меняя сальники и прокладки. Но самое проблемное, что невозможно было изменить на самолете, было крыло. Когда-то передовое, ведь И-16 был первым в мире истребителем-монопланом, толстое в сечении, теперь стало тормозом для самолета.