Пролетариат! Это было ключевое слово. Авангард, и даже основная часть общества, может быть довольным на марше, но за ним отставал рваный арьергард. Здесь были в первую очередь слои низшего рабочего класса «руководство пользователя» рабочих в более узком смысле, относительно больные наёмные и зачастую жестоко эксплуатируемые. За ними снова пришли пестрые, отклоненные и неудачники общества. Деклассированные, жертвы социальных пороков, жертвы плохой наследственности и собственных пороков, нищие, дефективные, вырожденцы и преступники они все были там. Они были там по многим причинам, но все они были несчастны, и все они были связаны друг с другом определённой солидарностью угрюмой ненавистью к цивилизации, где они были так малы, чтобы надеяться на лучшее. Для этих людей эволюционный, «реформистский» социализм был слабым утешением. Потом синдикалисты перспективой видели не эволюцию, а революцию; не в тусклом будущем, но здесь и сейчас; не бескровный «захват» «рабочими», гипотетически растягивающийся включением практически всего общества, но кровавая «диктатура» пролетариата в его узком, революционном смысле.
Вот они жили надеждой и перспективой мести! Это странно тем, что несколько коротких лет должны были видеть революционных социалистов, анархистов, все антиобщественные силы всего мира, сгруппированные под знаменами Жоржа Сореля. Какое-то время они шли под разными названиями: синдикалистов во Франции, большевиков в России, «ИРМ» в Америке, но в действительности они составляли одну армию, созданную для одного войны.
Теперь, чем была эта война? Это была в первую очередь война за завоевания социализма как предварительные завоевания до завоевания общества. Везде ортодоксальные социалистические партии были яростно нападающими. И эти синдикалистские нападения были очень грозными, потому что ортодоксальные социалисты не обладали моральными линиями обороны. Их руки были парализованы вирусом их революционной традицией. Эволюционные и невоинствующие социалисты могли бы стать на практику, в теории они остались революционерами, их этика продолжала быть этикой разрушений, «классовой войной» против «имущих классов» и «диктатуры пролетариата».
Американский экономист Карвер хорошо описывает этику социализма в следующих строках: «Марксистский социализм не имеет ничего общего с идеалистическим социализмом. Он опирается не на убеждения, но на силу. Он не исповедует веру, как это делали старые идеалисты, что если социализм добьётся успеха, то он всех привлечёт к себе. На самом деле он не имеет идеалов, он материалистический и боевой. Будучи материалистическим и атеистическим, он не имеет никакого использования таких терминов как право и справедливость, если он состоит не в том, чтобы успокоить совесть у тех, кто все ещё тешит себя такими суевериями. Он настаивает, что эти термины являются лишь условностями; понятия просто пугала, изобретённые правящей кастой, чтобы держать массы под контролем. В общепринятом смысле этого слова от этой сырой материалистической точки зрения не существует ни правильного, ни неправильного, ни справедливости, ни несправедливости, ни добра, ни зла. Пока люди, ещё верящие в такие глупые понятия, не выгонят из своих умов их, они никогда не поймут первые принципы марксистского социализма».
Американский экономист Карвер хорошо описывает этику социализма в следующих строках: «Марксистский социализм не имеет ничего общего с идеалистическим социализмом. Он опирается не на убеждения, но на силу. Он не исповедует веру, как это делали старые идеалисты, что если социализм добьётся успеха, то он всех привлечёт к себе. На самом деле он не имеет идеалов, он материалистический и боевой. Будучи материалистическим и атеистическим, он не имеет никакого использования таких терминов как право и справедливость, если он состоит не в том, чтобы успокоить совесть у тех, кто все ещё тешит себя такими суевериями. Он настаивает, что эти термины являются лишь условностями; понятия просто пугала, изобретённые правящей кастой, чтобы держать массы под контролем. В общепринятом смысле этого слова от этой сырой материалистической точки зрения не существует ни правильного, ни неправильного, ни справедливости, ни несправедливости, ни добра, ни зла. Пока люди, ещё верящие в такие глупые понятия, не выгонят из своих умов их, они никогда не поймут первые принципы марксистского социализма».
«Кто создаёт наши представления о добре и зле?» спрашивают социалисты, «правящий класс. Зачем? Чтоб утвердить своё господство над массами, лишив их власти, чтобы думать за них. Мы, пролетарии, когда мы получим власть, будем доминировать в ситуации, будем правящей кастой и, естественно, должны делать то, что правящие касты всегда делали, то есть мы будем определять, что правильно и что неправильно. Вы спросите нас, если то, что мы предлагаем именно то, что вы подразумеваете под справедливостью. Вы спросите, если это правильно? Что вы имеете в виду, не так ли? Это будет хорошо для нас. Это всё, что по праву и справедливость когда-либо делали или когда-либо могли означать».