– Ах ты, противная, непослушная псина!
Но Трог так и не покинул хижины, где спала маленькая Изольда. Лишь когда Каспар со слезами на глазах отвернулся, решив уходить один, пес выскочил на улицу.
– Нет! Фу! Прекрати!
Вместо того чтобы послушно трусить у ноги хозяина, терьер вцепился ему в штаны и принялся тянуть обратно к хижине.
Каспар со злости ударил его по носу. Пес отпустил. Но стоило юноше двинуться дальше, широкогрудый змеелов преградил ему путь и приподнял верхнюю губу, демонстрируя зловещие клыки и розовые крепкие десны. Из горла его вырывалось угрожающее рычание.
Никогда прежде Трог не рычал на хозяина. Молодой торра-альтанец был потрясен и даже, к стыду своему, слегка струхнул. Выглядел Трог сейчас весьма устрашающе, а Каспар как никто другой сознавал силу своего пса. Сколько раз он видел, как Трог в два счета разгрызает толстенные бычьи кости, которых дирхаундам хватило бы на несколько часов.
Собравшись с духом, он шагнул вперед. Трог зарычал и даже прихватил его за лодыжку, но всерьез не кусал. Когда же на улице показался один из закутанных в меха дикарей, пес стрелой рванулся назад и скрылся в хижине, оберегая ребенка.
– Да не бросаю я ее, Трог, – воззвал Каспар вслед псу, чувствуя себя обязанным объясниться, пусть даже и перед бессловесным животным. – Я не могу позаботиться о ней, а вот женщина сможет.
Он прикусил губу. Ну не глупо ли – стоять и оправдываться перед собакой? Резко повернувшись, он зашагал прочь.
Ужасно, конечно, уходить без Трога, но как заставишь непослушное животное повиноваться? Можно уволочь его силой – но если Трог не хочет уйти, он попросту убежит обратно при первой возможности. Стиснув зубы, юноша продолжал путь.
Но тут на душе у него стало совсем тяжело. Ребенок начал кричать – громко и яростно. Каспару казалось – Изольда плачет из-за него. Слышно было, как кормилица пытается утешить разбушевавшуюся малышку – но тщетно. Сердце Каспара сжималось от боли, но юноша заставлял себя идти. Сейчас для него существует только одна цель, одна задача – избавиться от Некронда.
Стремясь поскорее выбраться из деревни, не слышать больше надрывного плача, юноша перешел на бег и бежал, пока не оказался далеко в глубине выжженной территории. Там стонал и завывал ветер, вздымая тучи гари, хлеща по ногам. Но юноша почти не замечал этого – так давил груз взятой ответственности.
Не в силах приближаться к гнезду грифонов и телу Май, он свернул на север. Но скоро поймал себя на том, что думает лишь о погибшей. Теперь, когда заботиться о ребенке было уже не нужно, ничто не могло заполнить зияющую пустоту утраты. Юноша смутно подумывал продолжать идти на север, в неизведанные края, пока не найдет места, чтобы спрятать Некронд – зарыть или утопить в глубоком озере. Но толком сосредоточиться на этой проблеме он так и не мог. Перед глазами неотступно стояло истерзанное, разбитое тело Май.
Она ушла. Он остался один. Запрокинув голову, юноша завыл в лицо ветру, силясь излить накопившуюся боль. Опять перешел на бег, безотчетно уповая расстоянием смягчить горечь вечной разлуки. Май умерла. Умерла потому, что он не слушал советов матери. Каспаром владело безысходное одиночество. И страх. Вся тяжесть мира лежала у него на груди, но теперь мир стал так далек, так незначителен.
Много дней он брел вперед все в том же горестном оцепенении, от зари до глубокой ночи, останавливаясь передохнуть, лишь когда усталость валила с ног. И всякий раз, стоило заснуть, голос Май звал его, и в ушах звучал детский плач.
– О, Великая Мать, какое зло совершил я, что заслужил эту муку? Неужели и Твои надежды я не оправдал, как не оправдал ничьих надежд? – кричал он на рассвете, приходя в себя после тягостных снов.