Затем он выследил еще одну кормящую олениху и отловил ее точно так же, как накануне. Теперь можно и собираться в обратный путь через выжженную равнину. Но сперва надо сделать крут по лесу, чтобы обойти хрустальный трон, где несут дозор грифоны. Юноша поднял Изольду и легонько покачал ее. Сердце его разрывалось от горя. Трог вскочил передними лапами на плечи хозяину и нежно, хотя и чувствительно, куснул за ухо. Каспар поморщился, но слабо улыбнулся четвероногому другу.
– Я могу некоторое время сохранять Изольде жизнь, но только недолго, – признался он псу. – Ей все равно понадобится хорошее молоко, не то она заболеет, а я ведь обещал Май позаботиться о ней.
Изольда с силой схватила его за палец и уставилась прямо в лицо огромными темно-синими глазами, которые, кажется, начали потихоньку светлеть. Каспар когда-то слышал, что от рождения у всех детей глаза темно-синие, а потом уже приобретают настоящий цвет.
– Я позабочусь о тебе, – сказал он малышке.
Изольда крепче сжала его палец и задрыгала ножонками. Каспар улыбнулся, а она вдруг раскричалась. Когда он покормил ее жеваной олениной и напоил водичкой, малышка чуть притихла, но окончательно успокоилась лишь после того, как он привязал ее к груди и тронулся в путь. В спину ему колотилась тяжелая флага с водой.
Хрустальная гора осталась далеко позади, занималось утро третьего дня. Каспар обратил внимание на то, что Изольда начинает слабеть. Похоже, ее нежный желудок еще не в состоянии как следует переваривать оленину. Плач, еще недавно такой громкий и настойчивый, превратился в слабое хныканье. По щекам юноши покатились слезы. Он ускорил бег, оставив Трога далеко за спиной. В тот же день, поздно вечером он добрался до деревни. Дикари как раз загоняли черных коз в загон. Когда, шатаясь, Каспар остановился у ворот, малышка уже едва шевелилась. Откинув плетеные створки, он закричал во все горло, зовя на помощь.
Из хижин, возбужденно крича, высыпала орава людей в звериных шкурах.
Каспар из последних сил поковылял им навстречу. Он был весь покрыт царапинами и синяками, глаза покраснели от недосыпа, одежда порвалась в клочья.
– Мне нужна помощь! Ребенок! – прохрипел он. – Где знахарка? Помогите! Во имя Великой Матери, помогите!
Старуха торопливо выбежала ему навстречу, возвещая о своем приближении дребезжанием костей, привязанных к верхушке тяжелого посоха. Бросив один-единственный взгляд на пришлеца, она защелкала пальцами, выкрикивая приказания. В считанные секунды Каспара провели в хижину, а ребенка передали кормящей матери. Сидя на полу и приложив Изольду к груди, молодая дикарка раскачивалась взад и вперед. Трог поскуливал у ее ног.
Каспар уставился в пол, но не знал, что и думать – не мог думать от душевной боли. Старуха похлопала его по плечу. Выйдя из хижины, юноша уселся перед алтарем, на котором запеклась кровь веков. Глядя в глаза высеченному из камня медведю, он благодарил его за то, что хоть кто-то мог поселиться в жестоком краю, что уже забрал жизнь Май, а теперь грозил забрать и ребенка.
– Великая Мать, я знаю, это святилище не твое, а медведя, но другого здесь нет…
Вытащив нож, он сделал надрез у себя на руке – так у него на глазах делала Брид, когда ей отчаянно требовалась помощь Великой Матери. Кожа настолько задубела, что пришлось продолжить разрез глубже, пока не полилась кровь. Он поднял руку и капнул кровью на холодный камень.
– О, Великая Мать, услышь меня! Спаси ребенка!
Вокруг собралась толпа дикарей. Они что-то гудели и распевно причитали – должно быть, решили, что он приносит жертву великому медведю, и присоединились к его мольбам. Каспар решил, что Великая Мать поймет и не обидится. В конце-то концов огромный медведь – одно из Ее созданий.