Как ты думаешь, тебе удавалось удержать его от безрассудства в эти первые два года?
Да. Определенно.
Но тебе стало с ним тяжело, когда он начал злоупотреблять кислотой.
Да. Во-первых, я не знала, что он ее употребляет. Он принимал кислоту, но это было не в 1966 году. Это было в конце 1967 года. А я и не знала, что он принимает. На самом деле, я даже не уверена, что он принимал. Но другие говорят, что так оно и было. Эрик Бердон, например, уверен. Как-то я выпила в баре напиток Эрика (который был приправлен кислотой). Но не знала об этом, потому что не почувствовала никакого привкуса. Просто скотч с колой. Мой коктейль закончился, и, вместо того чтобы ждать они были на сцене, я подумала, что выпью его, а потом закажу еще. В следующий момент минут через пятнадцать я не понимала, что со мной происходит. Все кружилось, и мне было очень плохо. Помню, как вышла на улицу, прошла мимо входа, села на ступеньки, ведущие в клуб, и сказал Энджи, которая пришла за мной: «Я не очень хорошо себя чувствую. Не знаю, в чем дело».
Никто не подозревал, что это был ЛСД, пока Эрик не признался. Поэтому я отправилась в больницу Святого Георгия в Тутинге и рассказала им о том, что произошло. Они в основном говорили: «Ну, придется просто подождать. Это скоро пройдет». (Смеется.) Но мне нужно было оставаться в больнице, пока все не завершилось. Это заняло несколько часов. Скажу тебе, это было ужасно. Я почти ничего об этом не помню, потому что была очень напугана. Я была в ужасе. Я совершенно не понимала, почему все движется и почему я чувствую себя так странно. У меня начались приступы паники, я не знала, что происходит.
Никто не подозревал, что это был ЛСД, пока Эрик не признался. Поэтому я отправилась в больницу Святого Георгия в Тутинге и рассказала им о том, что произошло. Они в основном говорили: «Ну, придется просто подождать. Это скоро пройдет». (Смеется.) Но мне нужно было оставаться в больнице, пока все не завершилось. Это заняло несколько часов. Скажу тебе, это было ужасно. Я почти ничего об этом не помню, потому что была очень напугана. Я была в ужасе. Я совершенно не понимала, почему все движется и почему я чувствую себя так странно. У меня начались приступы паники, я не знала, что происходит.
Меня обвинили в том, что я выпила коктейль Эрика. Джими гадал, где я, со мной была только Анджела, больше никто ничего не знал. Все переполошились: куда пропала Кэти? В конце концов я все-таки позвонила домой. Было около пяти утра. К тому времени они уже вернулись, и я просто сказала: «Я выпила коктейль Эрика». Джими сказал: «Ты не должна была этого делать! Никто никогда не знает, что там может быть!» Я пришла домой часов в шесть-семь утра. Это была ужасная, ужасная ночь. Больше мне никто никогда ничего такого не предлагал. (Смеется.) И я никогда больше не брала чужую выпивку!
Можешь рассказать о том очень трогательном моменте перед смертью Джими, когда вы столкнулись с ним в отеле Cumberland в Лондоне? Джими сказал: «Ты должна зайти». Ты ответила: «Да, конечно», зная, что не сделаешь этого. Быть вежливой несмотря ни на что. А потом тебе звонят и говорят, что он умер. Ты бежишь и покупаешь газету.
Да. Да. Я не могла в это поверить. Думала, что это ошибка. Вот он был жив и здоров, и следующее, что я узнаю от Мадлен Белл, которая только что услышала новость по радио. Она остановилась на заправке, чтобы позвонить мне. Это было чувство полного отрицания происходящего. Я правда поверила в это только тогда, когда дошла до газетного киоска. В те дни Evening Standard выходила три раза в день. Там был утренний выпуск, который они называли «стоп-пресс». И парень в газетном киоске сказал: «Приходите через час, когда придет следующий выпуск». Тогда я пошла домой, включила телевизор, но там ничего не сказали. У меня не было радио, поэтому я вернулась к газетному киоску, он был как раз в конце улицы, и я увидела: Джими Хендрикс умер. «Двадцать восемь лет», гласила надпись. Помнится, я подумала, что ему еще нет двадцати восьми.
Тебе тогда было всего двадцать четыре. Ты уже теряла кого-нибудь из близких?
Нет. В таком возрасте ты считаешь себя бессмертным. Ты не осознаешь, что люди могут умереть, когда они совершенно здоровы. Да, это было ужасное, ужасное потрясение. А потом эта передозировка наркотиков
Как ты теперь относишься ко всей этой истории с Моникой Даннеманн, утверждающей, что она была невестой Джими, и ее версии того, что произошло той ночью?
Ну, теперь все это в прошлом. Она покончила с собой Мы выяснили, что рано утром (в день смерти Джими) были сделаны телефонные звонки, мы это знаем. И в шесть часов утра там были люди, а скорую помощь вызвали только в восемнадцать минут двенадцатого. Это мы точно знаем. Из полицейского расследования стало понятно, что в квартире не было телефона. Телефон-автомат был в коридоре. И нужно было положить туда четыре пенни. И нажать кнопку.
Какие выводы вы сделали из возобновленного расследования, которое вы инициировали в начале девяностых годов?
Полиция хотела взять интервью у некоторых людей, например у Эрика Бердона. Но все они отказались. (Роуди Эрика Бердона) Терри Слейтер тоже отказался. Но теперь и он мертв все, кто был там. Недавно один исследователь взял интервью у Алвении Бриджес (подружки Эрика Бердона), которая была первой на месте преступления. И она подтвердила, что в Лондоне не было пробок. Только-только начало светать. Там было очень мало людей. И он заставил ее повторить это еще раз, сказав: «А ты уверена, что там не было ни пробок, ни людей и только начинало светать?» И она сказала: «Да, я абсолютно уверена». Тогда он сказал ей: «Но скорую помощь вызвали только в 11:18», и она замолчала. Затем она продолжила: «Почему вы задаете мне эти вопросы?!» Она стала надменной. Другими словами, она сказала правду. Затем, когда она столкнулась с вопросом о времени вызова скорой помощи, она замолчала и начала говорить: «Почему вы задаете мне эти вопросы?!»