Социальное присутствует уже в биологическом, исследователи «социального поведения» животных не так уж неправы, но у животных нет и не может быть социального развития, у них нет истории. Между социальным как проявлением одной из сторон биологического развития и социальным как особой формой движения материи, социальным развитием на собственной основе качественная разница. И наоборот: исторический человек продолжает оставаться биологическим организмом, но не более чем он остается также химической средой, физическим телом и механически движущимся объектом, т. е. без определения заданным комплексом характеристик его человеческой сущности. Сущность же его именно в том, что он социальное существо.
В объемном сборнике 1975 года Поршнев к тому времени уже покойный упомянут лишь в одной статье (в связи с частным вопросом о торможении)87. И это несмотря на свое совсем недавнее активное участие в такого рода симпозиумах и совещаниях с докладами, на многие публикации, неизменно отличающиеся оригинальной постановкой вопросов, обязанной глубокому пониманию марксизма. Временами может даже возникнуть ощущение, что участники сознательно пытаются забыть его, и у такого ощущения есть основание. Он оппонент всем им сразу, всему официальному «марксизму». Он единственный среди них марксист, которого заинтересовал момент качественного перехода и кто перенес вопрос о биологическом и социальном на конкретную почву действительной человеческой истории, где этот момент соответствовал отправной точке. И такой подход к вопросу был единственно марксистским.
Для диалектического разрешения антиномии Поршнев представил развитие человечества в виде последовательности двух инверсий. Идея инверсии «кратко может быть выражена так: некое качество (А/В) преобразуется в ходе развития в свою противоположность (В/А), здесь все не ново, но все ново»88. При этом в идее инверсии сведены вместе все три закона диалектики89.
В свете идеи инверсии яснее раскрывается подлинно философский смысл геккелевской проблемы «недостающего звена». Геккелевский «обезьяночеловек» (он же поршневский «троглодит») был животным (по Поршневу целым семейством прямоходящих приматов), обладающим уникальным для животного мира качеством. Благодаря Поршневу, теперь мы знаем, что это за качество (вот для чего нужно было столько лет изучать неадекватные рефлексы!), это интердикция, биологическая утилизация неадекватного рефлекса, при которой последний приобретает положительный смысл. Другими словами, палеоантропы самый высокоразвитый вид троглодитид провоцировали у других животных неадекватный рефлекс, используя его для решения своих биологических задач. Собственно провокацию неадекватного рефлекса мы именуем интердиктивным сигналом. Вероятнее всего, занимая в биогеоценозе нишу падальщиков, палеоантропы отгоняли таким образом хищников от их добычи, присваивая себе ее часть. Но провоцирование неадекватного рефлекса означает отмену у организма адекватного рефлекса, т. е. всей его нормальной биологии.
«Интердикция и составляет высшую форму торможения в деятельности центральной нервной системы позвоночных. Характерно, что интердикция никак не связана с обычным физиологическим механизмом положительного или отрицательного подкрепления. Эта специфическая форма торможения образует фундамент, на основе которого возможен переход от первой сигнальной системы (безусловных и условных рефлексов) ко второй человеческой речи. Однако сама по себе интердикция еще не принадлежит ко второй сигнальной системе»90.
Вместе с имитативным (подражательным) рефлексом, хорошо развитым у всех приматов и, по всей видимости, достигшим пика развития в семействе троглодитид, интердикция составляет единый имитативно-интердиктивный комплекс, определявший в значительной части поведение палеоантропов. Это поведение еще не было социальным, но уже было в известном смысле «антибиологичным».
Здесь необходимо пояснение. Термин «палеоантропы» Поршнев в соответствии с традицией своего времени употреблял как синоним «неандертальцев», или, если точнее, то «в широком смысле неандертальцев», т. е. палеоантропы род в составе семейства троглодитид, согласно предложенной Поршневым таксономической реформе включающем в себя всех неговорящих прямоходящих приматов91. Взгляд на неандертальцев как наших предков был в то время общепринят. Однако, начиная с конца ХХ века его принято считать опровергнутым. Исследования митохондриальной ДНК, выделенной из останков неандертальца, найденных в гроте Фельдгофер (Германия), а затем и из скелета, найденного в Мезмайской пещере (Северный Кавказ), позволили предполагать, что генетические линии, ведущие к человеку и неандертальцу, разделились 500 000 лет назад, т. е. еще в Африке, откуда 300 000 лет назад предки неандертальцев проникли в Европу задолго до появления в Африке вида Homo sapiens. Это, возможно, и революционное для антропологии открытие для нашей работы тем не менее ничего не меняет. Мы сохраняем термин «палеоантропы» в его изначальном и буквальном значении «древние люди» как обозначение предкового по отношению «неоантропам» «новым людям» вида, безотносительно того, скрываются за этим термином неандертальцы или какой-то другой вид троглодитид. В конце концов, человек «отшнуровался» не просто от одного из видов троглодитид, но от всего семейства прямоходящих приматов, и более того покинул животное царство.