В Санта-Крузе пожилая женщина, сидящая в первом ряду, неодобрительно качала головой практически безостановочно на протяжении всего того времени, что я говорил. Когда она ловила мой взгляд, качание усиливалось. Когда начались вопросы, она сказала: «Ну, если кому-то хочется поиграться с игрушкой вроде Твиттера, это их вина, что они обжигаются».
Но история была не о Твиттере. История была о нас. И немного о Твиттере о том, как этот имеющий свои недостатки сервис по обмену информацией сегодня задает повестку. Словно традиционные медиа, и без того неуверенные в себе и своем месте в этом новом мире, позволяли соцсетям диктовать, что им думать, прежде чем послушно высказываться. Соцсети были такой же игрушкой, какой раньше была печатная пресса. К тому же у Жюстин было 170 фолловеров. Никто никогда не реагировал на ее твиты. Она была комиком, рассказывающим шутки пустой комнате. Жюстин не могла предсказать, что с ней случится, как только она уснет в том самолете. Это был беспрецедентный случай.
(Были и хорошие времена. В Торонто я выступал на канадской версии ток-шоу «Свободные женщины» или «Взгляд». Я рассказал историю Жюстин Сакко. Когда я зачитал ее твит про СПИД, зрители ахнули, полные шока и ярости.
Все в порядке, объяснил я. Это не подразумевалось как расизм.
А! счастливо выдохнули зрители.
«Ого, подумал я, Люди так легко поддаются влиянию. Стоило стать лидером культа».)
Перед тем как выступать в Миннеаполисе, я давал интервью на радиостанции, вещающей на Мэдисон, штат Висконсин. У меня было несколько секунд до выхода в эфир, так что я решил быстро проверить Твиттер, и тогда увидел это:
Твитнула это журналистка-фрилансер из Нью-Йорка.
Вы слушаете Общественное радио Висконсина. Наш гость этого часа Джон Ронсон
Комментарии под твитом гласили:
«ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ».
«Что за хрень?»
«Что/кто это за ересь?»
«Новая книга Джона Ронсона».
«ОРУ»
«ЧТО ЗА ЖЕСТЬ ЧТО ЗА ЖЕСТЬ ЧТО МАТЬ ВАШУ ЗА ЖЕСТЬ»
«Ох! Хэй! Не-а».
«Ох уж эта смысловая разбивка между абзацами. Я просто ржу в голос».
«Прямо слышно, как он шепчет: Стоит ли это делать?»
«Он как будто ПЫТАЕТСЯ заставить нас его публично осудить».
«Что, если ВОТ ЭТО и есть его публичный шейминг?»
«Ненавижу мужчин, они вечно нас подставляют».
«БОЖЕ МОЙ И ЛЮДИ ГОВОРЯТ ЧТО ЭТА КНИГА СУПЕР БОЖЕ МОЙ»
«Нахрен этого парня. Нахрен, нахрен, нахрен».
«Ты, мать твою, серьезно?»
Когда, наконец, интервью прервалось музыкальным джазовым джинглом никогда еще я так не радовался музыкальным проигрышам на шоу общественного радио, и я твитнул той журналистке: «Этого нет в книге было в той части верстки, которая не предназначена для цитирования. Так что спасибо».
«Спасибо, что написали это», ответила она.
«Об этом даже думать не стоило», написал кто-то еще.
А потом начало происходить что-то странное что-то, чего не случалось с Жюстин в ночь ее катастрофы. Насчет строчки начал спорить между собой целый хор голосов. Некоторые защищали меня. Люди начали кружить над той журналисткой, как крачки на пляже. Я твитнул ей и спросил, могу ли написать ей личное сообщение и разъяснить, что я подразумевал под этими фразами. Она согласилась. Так я и сделал, добавив, что надеюсь, что с ней все в порядке и что она не чувствует критики с моей стороны. Она ответила в довольно приятном тоне. Затем люди начали твитить, что, написав ей в личку, я начал «менсплейнить», так что я стремительно ретировался.
Позиции начали ужесточаться. Учитывая, что все, чего я хочу от жизни, это чтобы все были разумными, я счел это стрессовым моментом. Мой мини-шейминг заставил меня всю ночь просидеть в номере отеля в Миннеаполисе, не смыкая глаз, и поскольку моя книга исследует, как осуждение может сказаться на психическом здоровье личности, на утро я твитнул, что даже мой мини-шейминг сказался на моем.
«Хватит ныть», прилетел ответ.
Как выразилась Хизер Маллик в «Торонто стар», «в Твиттере боль человека, подвергшегося осуждению, считается ничего не значащей, чуть ли не смехотворной и часто доставляет одно удовольствие».
Так уж вышло, что на меня набрасывались в Интернете, а еще набрасывались реальные мужчины на улице. Когда тебя бьют по-настоящему, это сюрприз! значительно хуже.
Тот факт, что сколь бы мучительными ни были эти переживания, мужчины часто вполне спокойно переживают их, остается скрытым и практически незадокументированным в рассказах, собранных тут [Но] Жюстин Сакко? Ну
Вообще-то, сейчас Жюстин правда была в порядке. Но четырьмя неделями позже в середине мая сорокасемилетнего израильского госслужащего, мужчину по имени Ариэль Рунис, обвинили в расизме. Темнокожая женщина пыталась перевыпустить паспорт в тель-авивском отделении. Позже она написала на своей страничке Фейсбука, что сотрудница не разрешила ей встать в отдельную очередь для людей с маленькими детьми. Белых пропускали, а ее нет. Она пожаловалась начальнику, Артэлю Рунису, который грубо отмахнулся от нее.
«Я рассказала ему, что произошло в действительности, написала она, и что я чувствую дискриминацию по отношению к себе из-за цвета кожи. Я сказала ему, что моему ребенку нужно сменить подгузник, что малыш просил меня сходить с ним в туалет и что все, чего я прошу, это чтобы ко мне относились так же, как и ко всем другим матерям, которые пришли в тот день в офис, не более того. Но и не менее.