Даже статьи о том, что «все мы в шаге от того, чтобы стать новыми Жюстин Сакко», были изложены в рамках «я НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не защищаю то, что она написала», сказала мне Жюстин.
Какими бы мерзкими ни были выраженные ею мысли, в них можно найти потенциальные смягчающие обстоятельства: они не извиняют ее поведение, но могут несколько смягчить проступок. Ее шутка, может, и отталкивающая, но есть разница между откровенной ненавистью и даже самой опрометчивой попыткой пошутить
Эндрю Валленштайн был храбрее большинства. Но все равно это читалось так, словно традиционные СМИ говорили соцмедиа: «Только не бейте».
Жюстин принесла публичные извинения. Она прервала свою поездку к родственникам в Южную Африку «из соображений безопасности. Когда я появлялась на порогах отелей, в которых бронировала номера, их сотрудники угрожали забастовкой. Мне сказали, что никто не может гарантировать мою безопасность». По Интернету прошел слух, что Жюстин наследница состояния в 4,8 миллиарда долларов, дочь южноафриканского горнопромышленного магната Десмонда Сакко. Я считал это правдой ровно до тех пор, пока не упомянул ее миллиарды за ланчем и она не посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
Я выросла на Лонг-Айленде, сказала она.
Не в поместье а-ля Джей Гэтсби? уточнил я.
Не в поместье а-ля Джей Гэтсби, сказала она. Моя мама воспитывала меня одна, она была стюардессой. А отец продавал ковры.
(Позднее она написала мне, что «выросла с матерью-одиночкой, которая работала стюардессой и работала на двух работах, но, когда мне было 2122 года, она удачно вышла замуж. Мой отчим довольно состоятельный человек, и я думаю, что где-то в моем Инстаграме есть фотография машины моей матери, и из-за этого создается такое впечатление, словно я из какой-то зажиточной семьи. Возможно, это еще одна причина, по которой люди решили, что я избалованный ребенок. Не знаю. Но я решила, что стоит об этом упомянуть».)
Несколько лет назад я брал интервью у нескольких белых сторонников расового превосходства, членов «Арийских Наций» в Айдахо касательно их убежденности в том, что Бильдербергский клуб тайное ежегодное собрание влиятельных политиков и бизнесменов это еврейский заговор.
Почему вы считаете организацию еврейским заговором, когда в нем практически нет евреев? спрашивал я их.
Может, они и не евреи на самом деле, ответил один из них, но они он сделал паузу, как бы евреи.
Вот так и вышло: чтобы «Арийские Нации» посчитали вас евреем, необязательно было и правда быть им. То же правило действовало в Твиттере в отношении привилегированной расистки Жюстин Сакко, которая не была ни прямо-таки привилегированной, ни расисткой. Но это не имело никакого значения. Достаточно было того, что создавалось такое впечатление.
Здесь это были сторонники АНК[23]. Практически первым, что тетя Жюстин сказала ей, когда та прибыла в дом родственников из аэропорта Кейптауна, было: «Это не то, за что выступает наша семья. Так что сейчас ты заодно запятнала и честь семьи».
На этом моменте Жюстин начала плакать. На мгновение я застыл, глядя на нее. Затем заговорил в надежде, что это поднимет ей настроение.
Порой нужно, чтобы ситуация достигла самого бесчеловечного дна, чтобы люди осознали свою неправоту, сказал я. Так что, возможно, вы и есть наше бесчеловечное дно.
Вау, ответила Жюстин. Она вытерла глаза. Из всех вещей, которыми я могла быть в коллективном сознании общества, меня никогда не посещала мысль, что я окажусь «бесчеловечным дном».
К нашему столику подошла женщина, менеджер ресторана. Она присела рядом с Жюстин, одарила ее сочувственным взглядом и произнесла что-то так тихо, что я не разобрал ни звука.
Вау, ответила Жюстин. Она вытерла глаза. Из всех вещей, которыми я могла быть в коллективном сознании общества, меня никогда не посещала мысль, что я окажусь «бесчеловечным дном».
К нашему столику подошла женщина, менеджер ресторана. Она присела рядом с Жюстин, одарила ее сочувственным взглядом и произнесла что-то так тихо, что я не разобрал ни звука.
Вы считаете, что я буду чувствовать благодарность за это? ответила Жюстин.
Да, будете, сказала женщина. Каждый шаг готовит вас к следующему, особенно если вам кажется, что это не так. Я знаю, что сейчас вы этого не видите. Это нормально. Я вас понимаю. Но ладно вам, неужели у вас правда была работа мечты?
Жюстин посмотрела на нее.
Думаю, да, сказала она.
Я получил письмо от журналиста «Гокер» Сэма Биддла человека, который, возможно, и запустил атаку на Жюстин. Один из ее 170 фолловеров прислал ему ее твит. Он ретвитнул его на свою пятнадцатитысячную аудиторию. Вероятно, так это все и началось.
«Тот факт, что она была пиар-директором, стал вишенкой на торте, написал он мне. Очень приятно иметь возможность сказать: Ну что ж, сделаем так, чтобы на этот раз расистский твит влиятельного сотрудника Ай-Эй-Си имел какие-то последствия. Так оно и случилось. Я бы сделал это снова».
Сэм Биддл считал, что травля Жюстин была обоснованной, поскольку она расистка, а атака на нее показательный акт. Люди свергали члена медиа-элиты, продолжая традиции борьбы за гражданские права, начавшейся с Розы Паркс[24]: молчавшие ранее аутсайдеры пристыдили властную расистку и заставили ее сдаться. Но я видел это иначе. Если удар по Жюстин Сакко и был показательной поркой а мне так не казалось, учитывая, что она была никому не известной пиарщицей со 170 фолловерами в Твиттере, ее продолжили добивать даже после того, как она упала на землю. Наказание Джоны Лерера тоже не было показательным явно не в тот момент, когда он молил о прощении, стоя перед живой лентой Твиттера на гигантском экране.