Элеонора Гильм - Искупление стр 16.

Шрифт
Фон

 Ауыыы,  заливался он, и крупные слезы стекали по курносому лицу.  Оау.

 Да успокой ты сына.  Порфиша повысил голос. Мягкая обволакивающая ласка вмиг исчезла.

Софья вздрогнула и затетешкала над сыном, стараясь унять его горе.

 Не хочет из родной избы уезжать,  грустно улыбнулась Аксинья, отодвинув угол платка, стерла слезы с Васькиного лица.  Не реви, мужику не пристало сырость разводить.

Матвейка протянул ей ловко смастеренную из березовой коры игрушку, внутри нее громыхали камушки Аксинья потрясла погремушкой над Васяткой, и слезы быстро сменились улыбкой.

Матвейка протянул ей ловко смастеренную из березовой коры игрушку, внутри нее громыхали камушки Аксинья потрясла погремушкой над Васяткой, и слезы быстро сменились улыбкой.

 Держи. Подарок сыну твоему и напоминание о нас.

 До свидания всем,  сухо попрощалась Софья.

 Добра вам и здоровья.  К Порфише вернулась благостность.

Едва выйдя на порог, Софья выкинула погремушку на снег.

 Дитю игрушка по нраву пришлась,  не одобрил жених.

 Не нужны нам подарки оборванцев всяких,  пробурчала его невеста.

 Садись в сани,  вздохнул Порфиша.

Жаль, время не воротишь назад. По всему видно, злой нрав у невесты. Родители ее рассказывали о том, как добра, милосердна, хозяйственна. Молодая жена и с пятном на лице хороша. Какую кобылу выбрал, на той и ездить.

 Иди ко мне, Матвейка.  Аксинья прижала к себе мальчишку.

Черная заноза кусала палец, вонзившись в плоть. Горе терзало сердце, проникнув куда глубже. Семья становилась все меньше, таяла, как снежный сугроб в весенний день. Нескоро теперь увидят они Ваську, Софья выстроит новую жизнь с новым мужем, и родичам в жизни той не место.

Тоска по веселому проказнику Ваське подступала к сердцу Аксиньи. А впереди нет просвета и продыха, впереди новое горе.

4. Смерть

Вместе с Великим постом в Еловую пришла оттепель. Задорные сосульки свешивались с конька крыши, растапливали снег, веселили душу.

 Еще чуток подождать и весна,  щурилась на яркое солнце Аксинья.

Матвейка серьезно кивал и еще резвее долбил лед, покрывший двор серо-грязным накатом.

 Ты рукавицы зачем снял? Озябнут пальцы.

Парнишка вздохнул и подхватил с перил крыльца огромные рукавицы из собачьей шкуры. Из-под шапки вились отросшие кудри, щеки округлились, исчезла болезненная худоба. «Как похож на брата»,  умилилась Аксинья. И сейчас, месяцы спустя после чудесного появления Грязного на пороге избы, не могла она поверить в Божий дар.

 Отцовские рукавицы греют пуще всяких других.

 Расскажи.

 Об отце твоем?

 Да. Хочу знать о нем.

 Ох.  Она отставила метлу с березовыми пальцами-ветками на конце.

В воспоминания погружаться страшно. На душе и сладко, словно от меда, и горько горче острого перца с далеких островов.

 Черноволосый, чернобровый, стройный хорош собой, как молодец из сказки. Добрый, незлобивый Сколько я его, мелкая, ни дразнила, слова худого мне не сказал. Родителей и меня холил, оберегал. Самый лучший брат, какой может быть на белом свете.

 А мать?..

 Ты хочешь спросить, как с матерью твоей у него получилось Сложно это, Матвейка. Так сразу и не объяснишь.

 Скажи как есть.

 Помогал он матери твоей, отец на промысле был постоянно. И полюбился Марии Феденька наш Есть вина на них, но жалко их было так, что сердце рвалось Мне тогда годков четырнадцать было, немногим старше тебя помню, будто вчера было, как Мария к нам пришла рожать Все переломала любовь их.

 Блуд у них был?

 Ты так не говори про родителей. Нельзя.

 А поп блудом зовет.

 Его это дело, на грехи людям указывать да наказание налагать. Не было бы тебя на свете, если бы не грех А так вон какой молодец ладный вырос!

Матвейка заулыбался. Аксинья давно заприметила за ним черту: от похвалы любой расцветал он, работал без устали, без продыху, с огоньком. А от окрика, грубого слова впадал в оторопь, цепенел, прежде проворные руки становились медлительными, онемевшими. Потому тетка не ругала никогда парнишку, все ласково с ним говорила, слов хороших не жалела.

 Правду бы сказала мать мне лучше было.

 Боялась она. Правда может обухом ударить так, что голова зазвенит.  Аксинья вспомнила правду, что Ульянка открыла ей.  Ты не вини ее, мать свою.

 Я и не виню.  Матвейка шмыгнул. Серьезный, молчаливый, работящий, словно маленький мужичок. Ранимый, наивный, любопытный. Совсем ребенок. И за него отвечать ей, Оксюше.  Ой!

Вскрик Матвейки переполошил погрузившуюся в думы Аксинью. Он возмущенно стряхивал с плеча снежные комья. Из-за забора выглядывала пакостная рожица соседского Тошки.

 Доброго дня вам.

 Доброго дня тебе, Тошенька. В гости к нам заходи.

 А я его вон боюсь.  Тошка махнул рукой на Матвейку.

 Ты все зубоскалишь. Матвейку нашего не обижай.

 Не буду!  крикнул Тошка и убежал восвояси.

Ровесники и соседи, Матвейка и Тошка, сын Георгия Зайца, могли бы сблизиться, играть вместе. Аксинья надеялась на рождение дружбы, но пока племянник за пределы двора выходил лишь по хозяйственным надобностям, с парнями деревенскими знакомиться не желал, и все неуклюжие попытки Тошки расшевелить молчаливого соседа натыкались на холодность. Вот и сейчас вместо того, чтобы запустить в Тошку снежком, Матвейка молча продолжил работу.

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке