Я морщусь, как от зубной боли. Много они насочиняют, эти помощнички! Если бы в Союзе хоть кто-то мог написать хиты для западной эстрады, он бы уже давно это сделал. Но культурная среда и традиции у нас настолько разные, что сейчас и говорить об этом смешно. Про уровень владения английским я вообще лучше промолчу. Только ведь Хрущеву этого всего не объяснишь. Не поверит. Ему что кукурузу сажать, что песни на английском писать шлея под хвост попала, и вперед! Волюнтарист хренов.
И как же мне аккуратно послать Никиту с его очередной «гениальной» идеей? Видимо, придется искать другие аргументы, более понятные для него.
Никита Сергеевич, дело даже не в этом.
А в чем же?
Голосом Хрущева можно сейчас лед колоть. Или дрова. А в качестве щепок подойду я. Перевожу взгляд на Иванова и Мезенцева, ища у них если не поддержки, то хотя бы сочувствия. Сочувствие в их глазах есть, да. Но на поддержку, судя по всему, можно даже не рассчитывать. Так что придется отбиваться самому.
Я ведь комсомолец. В партию подал заявление! ступаю я на тонкий лед, пытаясь найти верный тон в разговоре с рассерженным Хрущевым. А западная эстрада это ведь сплошные пьянки и кривляния. И чтобы стать популярным на Западе, мне тоже придется стать клоуном. Ну как я после этого буду своим товарищам по партии в глаза смотреть?!
Алексей, если партия скажет «надо», ты не то что кривляться, а еще и канкан на сцене спляшешь!
Хрущев, видимо, вспоминает свой визит в США, морщится.
А ответственность с советского человека только смерть может снять. Уяснил?
Ага и на шест в стрингах запрыгну. Совсем ополоумел старый самодур!
Да меня потом в наших газетах с грязью смешают! Моим зубастым коллегам только дай волю, враз загрызут.
За это не переживай, небрежно отмахнулся Хрущев. Решат зубы показать, мы им эти зубы быстро выбьем!
Ну да, одни языки им оставите, чтобы ваши задницы удобнее было лизать. Вон Никита Богословский тиснул как раз в этом, 1964, году в «Литературке» свой знаменитый пасквиль про «Битлз» «Из жизни пчел и навозных жуков». Скажите еще, что статейка не заказная. Нет уж! Нельзя мне так подставляться, потом от такого позора до конца жизни не отмоешься.
Я же студент, мне учиться надо! привожу я очередной свой аргумент.
Так учись. Декана твоего Хрущев вопросительно смотрит на Иванова.
Заславского, тут же подсказывает лысый. Вот гад, уже и досье мое успел изучить.
Да, Заславского его мы предупредим. По учебе будут тебе послабления.
Я повернулся к Мезенцеву, умоляюще сложил руки. Неужели не поддержит? Внутри почему-то предупреждающе бухнуло СЛОВО.
Степан Денисович! Я же ничего не понимаю в разведывательном деле.
Подучим.
А провалы? Личная встреча с агентурой она всегда ведет к провалам. Проследят за мной, и все. Это же скандал будет на весь мир!
Нет, ну ты на него посмотри! крякает Хрущев, а Мезенцев с Ивановым удивленно переглядываются. Откуда про такое знаешь?
Много беседовал с Асей Федоровной.
Это Груша из его книги «Город не должен умереть», поясняет генерал Никите Сергеевичу. Я вам докладывал.
А Грушу, кстати, хорошо бы взять на работу в ОС ЦК. Мезенцев наклоняется к лысому: Вам все равно нужен хороший делопроизводитель на старте, а она женщина очень грамотная.
Дельная мысль, согласно кивает Иванов.
Товарищи! Хрущев громко стучит ручкой по столу. Мы опять уехали в другую сторону.
Кивает Иванову, приглашая вступить в разговор.
Дело вот в чем, Алексей. Документы из папки товарища Сталина неполные. Что-то знал только он, не доверяя даже бумаге. И сейчас у нас нет каналов связи с назовем их Иванов морщится, подбирая точное слово, с советскими симпатизантами. Только кодовые слова, через которые они могут опознать наших агентов.
Вот жалко, что Кеосаян не снял еще своих «Неуловимых мстителей», а то бы я им сейчас процитировал Бубу Касторского на допросе у полковника Кудасова: «Буэнос-Айрес шлимазл бесаме мучо!» Чем не кодовые слова?!
Так что все равно придется лично выходить на связь, вздыхая, добавляет Иванов.
Ну еще бы! Днем сталинскую агентуру восстанавливаю, а вечером в танце передаю со сцены сведения и бью чечетку. Нет, можно еще про славянский шкаф агенту задвинуть. Чтобы уже до кучи. Только сильно вот сомневаюсь, что я тот, кто им нужен. И уж тем более что это дело мне по зубам.
Заставлять, конечно, не будем. Я чуть ли не ясно вижу, как Никита физически себя ломает. Хочет матерно накричать, но сдерживается. Встает, проходится по комнате. Нет, ты подумай еще раз. Поездки за границу, мировая слава
А главное окажешь большую помощь стране, подхватывает Иванов, потирая лысину.
И с нашей стороны полная поддержка. Мезенцев утешающе хлопает меня по плечу.
«И ты, Брут!» Я с укором смотрю на Степана Денисовича. У меня же был четкий план на дальнейшую жизнь. Вступаю в партию, становлюсь известным в литературных кругах. Делаю карьеру. Возможно, попадаю в ЦК и занимаю высокие должности. Например, становлюсь секретарем по идеологии. И тут передо мной открываются самые широкие перспективы по реформе Союза. Идеология она ведь везде. В экономике, во внешней политике А теперь этот мой сценарий летит псу под хвост. Я должен заниматься каким-то ВИА, который на Западе на фиг никому не нужен. Какие концерты? Какая слава?! Громкий провал, и я во главе этого провала. Моя писательская карьера тоже закончится нельзя одновременно гастролировать и ваять книги. А поэты-песенники в Союзе писателей это литераторы даже не второго, а третьего сорта, к которым коллеги относятся с легким пренебрежением. Ситуация поганее некуда.