Историческое значение великорусской или московской народности. Столкновение Гедимина с Иоанном Калитою за Псков и Новгород. В настоящее время народ русский, по некоторым особенностям в языке, характере, нравах и обычаях и отчасти типу, делится на три части: белорусов, малороссов и великорусов, или ветвь московскую. Белорусский народ в древности составляли славянские племена: кривичи, древляне и дреговичи. Малорусский же: поляне, северяне и родимичи. Великорусский, или московский: смесь славянских племен с финскими весью, мерею, муромою, мещерею и др. Смесь эта, давшая начало великорусской, или московской, ветви, составилась еще в доисторические времена Русского государства.
Первоначальное образование Русского государства, как известно, произошло из соединения первых двух ветвей русской народности, то есть белорусов и малороссов. Но Русское государство, образовавшись из этих двух ветвей, не могло явиться стройным, крепким и могучим политическим организмом с абсолютною монархическою властью, грозною для внешних врагов; почему?
Белорусы и малороссы, как известию, страстные любители личной свободы, доходящей до произвола. Свобода эта прежде всего проявляется в семейном быту белорусов и малороссов: каждый член семейства до тех пор только и повинуется старшему члену семьи, или хозяину: отцу, брату, дяде и т. п., пока бывает мал, но как только делается взрослым, так сейчас требует раздела и, получивши его, становится самостоятельным и независимым лицом. Если кто долго жил в Белоруссии и Малороссии, тот не мог не видеть, что вышеозначенные явления в сих областях постоянно повторяются: там, как только малые члены семьи сыновья, племянники или другие родственники, находившиеся под опекою, подрастут и сделаются совершеннолетними, сейчас требуют отдельных хат и надела земли;
в противном случае начинают ссору, и старший член семьи волею или неволею уступает им, и семья раздробляется.
Так было и в древние времена Русского государства: из источников мы знаем, что и тогда семья постоянно раздроблялась.
Затем дух этой свободы перешел и в города. Из истории мы видим, что в Древней Руси, в первые два-три века существования ее, города развивались самостоятельно и независимо друг от друга. Если существовала связь между ними, то не более как федеративная. Наконец, это врожденное стремление к независимости и неподчиненности высшему авторитету перешло и на удельные княжества, из которых состояла Древняя Русь. С развитием Рюриковой династии каждый член ее требовал непременно отдельного и самостоятельного княжества, хотя бы из одного городка состоящего; в противном же случае он поднимал крамолу. Вот одна из главных причин, почему мы видим в древнем Русском государстве множество самостоятельных удельных княжеств. Но очевидно, что такой государственный строй в Русской земле неминуемо должен был сию последнюю привести к гибели: стоило бы только напасть на Русь какому-нибудь стороннему, внешнему, но более стройному и крепкому политическому организму, и существованию ее был бы конец. И действительно, подобного рода исход для древней удельно-вечевой Руси уже предвиделся, когда на нее стала напирать Литва с своими даровитыми представителями. В самом деле не прошло 70 лет со времен образования Литовского государства, как оно уже в лице Гедимина владело чуть ли не половиною тех областей, которые составляли древнюю удельно-вечевую Русь! Поэтому ясно, что если бы Литовское государство продолжало расширяться за счет русской территории с такою быстротою, с какою оно до сих пор расширялось, «то скоро пришлось бы, по справедливому замечанию одного историка, справлять тризну по государству Владимира Святого, как по покойнику».
в противном случае начинают ссору, и старший член семьи волею или неволею уступает им, и семья раздробляется.
Так было и в древние времена Русского государства: из источников мы знаем, что и тогда семья постоянно раздроблялась.
Затем дух этой свободы перешел и в города. Из истории мы видим, что в Древней Руси, в первые два-три века существования ее, города развивались самостоятельно и независимо друг от друга. Если существовала связь между ними, то не более как федеративная. Наконец, это врожденное стремление к независимости и неподчиненности высшему авторитету перешло и на удельные княжества, из которых состояла Древняя Русь. С развитием Рюриковой династии каждый член ее требовал непременно отдельного и самостоятельного княжества, хотя бы из одного городка состоящего; в противном же случае он поднимал крамолу. Вот одна из главных причин, почему мы видим в древнем Русском государстве множество самостоятельных удельных княжеств. Но очевидно, что такой государственный строй в Русской земле неминуемо должен был сию последнюю привести к гибели: стоило бы только напасть на Русь какому-нибудь стороннему, внешнему, но более стройному и крепкому политическому организму, и существованию ее был бы конец. И действительно, подобного рода исход для древней удельно-вечевой Руси уже предвиделся, когда на нее стала напирать Литва с своими даровитыми представителями. В самом деле не прошло 70 лет со времен образования Литовского государства, как оно уже в лице Гедимина владело чуть ли не половиною тех областей, которые составляли древнюю удельно-вечевую Русь! Поэтому ясно, что если бы Литовское государство продолжало расширяться за счет русской территории с такою быстротою, с какою оно до сих пор расширялось, «то скоро пришлось бы, по справедливому замечанию одного историка, справлять тризну по государству Владимира Святого, как по покойнику».