Накануне отъезда около восьми часов вечера двое путешественников беседовали, сидя в номере гостиницы «Сьюдад-Боливар». Сквозь открытое окно, выходящее на бульвар Аламеда, в комнату проникал легкий, освежающий ветерок. Младший из путешественников встал и сказал своему спутнику по-французски:
Накануне отъезда около восьми часов вечера двое путешественников беседовали, сидя в номере гостиницы «Сьюдад-Боливар». Сквозь открытое окно, выходящее на бульвар Аламеда, в комнату проникал легкий, освежающий ветерок. Младший из путешественников встал и сказал своему спутнику по-французски:
Послушай меня, мой дорогой Марсьяль, прежде чем лечь спать, я тебе напомню, о чем мы договорились перед отъездом.
Как вам будет угодно, Жан
Ну вот, ты уже забыл свою роль!
Мою роль?
Да ты должен говорить мне «ты»
Верно! Черт меня побери! Но что вы хотите Нет! Что ты хочешь? Я еще не привык
Не привык, мой бедный сержант!.. Только подумай, что ты говоришь! Вот уже месяц, как мы покинули Францию, и ты все время говорил мне «ты», пока мы плыли от Сен-Назера до Каракаса.
Это верно! вздохнул сержант Марсьяль.
А теперь, когда мы прибыли в Боливар, откуда должно начаться наше путешествие, которое сулит нам столько радости А может быть, столько разочарований и горя
Жан произнес эти слова с глубоким волнением. Голос у него прервался, в глазах блеснули слезы. Но, увидев тревогу на суровом лице сержанта Марсьяля, он овладел собой и, ласково улыбнувшись, сказал:
А теперь, когда мы добрались до Боливара, ты забываешь, что ты мой дядя, а я твой племянник.
Надо же быть таким тупицей! воскликнул сержант, крепко стукнув себя по лбу.
Ладно, не огорчайся! Выходит, что не ты будешь приглядывать за мной, а я Послушай, Марсьяль, ведь это же нормально, что дядя говорит «ты» своему племяннику?
Нормально.
И разве я не подавал тебе пример с самого начала плавания, обращаясь к тебе на «ты»?
Да. Значит, я должен звать тебя
Малыш! воскликнул Жан со всей энергией.
Да малыш малыш! повторил сержант, и в его устремленном на племянника взоре светилась нежность.
И не забудь, добавил Жан, что малыш по-испански «pequeno» ударение на последнем слоге.
Pequeno, повторил сержант Марсьяль. Да, это слово я выучил. И еще штук пятьдесят других. А больше, как ни старался, не получается.
Ну разве можно быть таким бестолковым! воскликнул Жан. Разве я не занимался с тобой каждый день во время нашего плавания на «Перейре»?
Что ты хочешь, Жан? Каково мне, старому солдату, который всю жизнь говорил по-французски, учить на старости лет эту андалузскую[34] тарабарщину! Право же, мне не под силу разыгрывать из себя странствующего идальго.
Ничего, выучишь, мой милый Марсьяль.
Ну пятьдесят-то слов я уже выучил. Я могу попросить есть: Deme listed algo de comer; пить: Deme usted de beber; спать: Deme usted una cama; спросить, куда идти: Enseneme usted el camino; сколько это стоит: Cuanto vale esto? Я еще могу сказать спасибо: Gracias! и здравствуйте: Buenas dias; и добрый вечер: Buenas noches; и как вы себя чувствуете: Como esta usted? и еще я могу ругаться, как арагонец[35] или кастилец[36]: Carambi de carambo de caramba.
Хватит хватит! воскликнул Жан, краснея. Я тебя этим ругательствам не учил, и, пожалуйста, не употребляй их на каждом шагу.
Ничего не поделаешь, Жан, давняя солдатская привычка. Мне кажется, что без всех этих «Черт побери!», «Разрази меня гром!» разговор становится скучным и пресным. А потому мне нравится в этом испанском жаргоне, на котором ты говоришь как сеньора
Что же, Марсьяль?
Ну конечно же ругательства! Их тут не меньше, чем всех остальных слов.
И естественно, их-то ты и запоминаешь в первую очередь.
Не буду спорить, Жан, но полковник де Кермор, если бы я все еще служил под его командой, не стал бы меня судить за все эти «трам-тарарам».
При имени полковника де Кермора судорога пробежала по выразительному лицу юноши, а в глазах сержанта Марсьяля блеснули слезы.
Знаешь, Жан, продолжил он, скажи мне Господь: «Сержант, через час ты сможешь пожать руку твоему полковнику, но потом я испепелю тебя молнией», я бы ответил: «Хорошо, Господи готовь свою молнию и целься прямо в сердце!»
Жан подошел к старому солдату и вытер ему слезы, с нежностью глядя на этого сурового, доброго и чистосердечного человека, готового на любое самопожертвование. Тот привлек к себе Жана и обнял его.
Ну, это уже лишнее, улыбнулся Жан. Не забывай, особенно на людях, что я твой племянник, а дядюшка должен обращаться с племянником сурово.
Ну, это уже лишнее, улыбнулся Жан. Не забывай, особенно на людях, что я твой племянник, а дядюшка должен обращаться с племянником сурово.
Сурово! воскликнул сержант Марсьяль, воздевая к небу свои большие руки.
Ну конечно же. Помни: я племянник, которого тебе пришлось взять с собой в путешествие. Поскольку ты опасался, что он наделает глупостей, если оставить его одного дома.
Глупостей!
Племянник, из которого ты хочешь сделать солдата, как ты сам
Солдата!
Да солдата которого следует держать в строгости и не скупиться на наказания, когда он их заслуживает.