Она огляделась вокруг: комната была светлой и теплой, что резко контрастировало с мрачным юмором Ноя. На светлых стенах играли лучи заходящего солнца, проникавшие в помещение через незашторенное окно. Пол из тяжелой древесины, дверь и оконные рамы темно-орехового Цвета. Вокруг кровати и перед кирпичным камином красовались ковры. Возле камина лежали аккуратно сложенные дрова, как бы ожидая холодных ночей. Вдоль противоположных стен стояли гардероб и высокий комод, медные ручки выдвижных ящиков были недавно начищены до блеска. Рядом с окном в углу находилось огромных размеров кресло-качалка. Джесси представила себя сидящей в нем с Гедеоном на руках; солнечные лучи, струящиеся через окно, ласкают детское личико.
Радужные мечты Джесси были рассеяны нетерпеливым вмешательством Ноя.
— Ну? — снова спросил он, разозлившись от ее затянувшегося молчания. — Я слушаю.
Джесси старалась держаться спокойно.
— Не думаю, чтобы ты хотел от меня услышать бранные слова. Ты ведь плохо себя чувствуешь. Если уж я могу считать твое недомогание основанием для грубого поведения, то уж твоя семья тем более. Ты можешь принести извинения сегодня вечером или завтра утром, и тебя простят. По всей видимости, они знают твой взрывной характер.
— Не правда, — вспылил Ной. — Я уравновешенный человек и люблю спокойствие.
Тем более она должна была оставить его, подумала Джесси. Ведь совершенно очевидно, что рядом с ней он проявлял себя с худшей стороны, делался неузнаваемым.
— Значит, я должна вести себя очень осторожно с твоими родными, так? — поддела Джесси. — По-моему, они были со мной весьма обходительны. Но неужели тебя действительно считают уравновешенным?
Ной вытаращил глаза и посмотрел Джесси прямо в лицо:
— А я что — лез в драку?
— Для тебя это не в новинку.
Может быть, она и права, подумал Ной, но он старался завоевать ее доверие, не допустить, чтобы она возвела между ними новые барьеры. Боль в голове утихла, он разжал пальцы, державшие покрывало.
— Боже, у тебя такие нежные руки. — Ной опять закрыл глаза.
— Тебе лучше?
— Комната уже не кружится. — Ной коснулся руки Джесси, лежавшей на его груди. — Извини, что вытащил тебя из столовой таким образом. Удивлен, что никто не поспешил на помощь. Обычно им это доставляло удовольствие.
— Вряд ли кто-нибудь, кроме меня, думал, что ты собирался причинить мне боль.
— Что-то с рукой? Наверное, я сильно схватился за нее.
— Сейчас уже все в порядке, — рассеяла его сомнения Джесси. — Никаких синяков.
Ной замолчал и, продолжая держать голову на ее коленях, повернулся на бок. Он ощущал приятное прикосновение ее нежной руки на своей шее.
— Джесси, а тебе нравится эта комната? Она не знала, что ответить. Ей очень здесь нравилось, но она боялась разозлить Ноя, признавшись в этом. Не слишком-то он радовался, когда Джесси выражала свой восторг по поводу дома семьи Маклелланов.
— Все чудесно, — уклончиво ответила она.
— Мне хотелось бы, чтобы ты чувствовала себя уютно, пока мы будем здесь жить. Кстати, наша спальня в Филадельфии напоминает эту, только просторнее.
Но она не поедет с ним в Филадельфию. Джесси нисколько в этом не сомневалась.
— Эта комната прежде была твоей? — поинтересовалась она
— С того времени, как я перебрался из детской. Если посмотришь на плинтус около двери, то увидишь, что я вырезал там свое имя. Салем и Гаррет подговорили меня
— это сделать, а потом наябедничали маме.
— А мама?
— Нужно знать мою маму. Она сразу догадалась, в чем дело, может быть, потому, что братья уже занимались подобными вещами, кляузничая друг на друга. Она поздравила меня с тем, что я вырезал свое имя без единой ошибки, а потом заставила нас всех троих отмывать целый дом.
— Замечательно.