Вот и нашлось.
Грузовики, направляющиеся в другую сторону, слегка подскакивают, пересекая середину моста — место соединения разводных пролетов, которые поднимаются, когда внизу проплывают корабли. Ред ощущает мягкую вибрацию корпуса полицейской машины. Вокруг на тротуарах толпятся туристы. В нескольких милях на востоке в солнечных лучах отсвечивает темным золотом Кэнери Уорф.
На переезд через мост уходит десять минут, но осталось уже немного. Под расходящимися в разных направлениях от вокзала Лондон-Бридж эстакадами, а потом направо и сразу же налево, в ворота, через двор, к корпусу кожевенной фабрики.
Эшли Лоу, бывшему работодателю Барта Миллера, они позвонили заранее, так что он уже ждет их перед входом. Ред и Дункан поднимаются за ним наверх. Кейт и Джеза они оставили в Уоппинге, дав задание обойти окрестности и расспросить соседей.
В расположенном над цехом офисе Лоу жарко и душно. Косые лучи света пробираются сквозь щели между горизонтальными планками жалюзи, падают на старый, за 1985 год, календарь Пирелли. Лоу сидит во вращающемся кресле за письменным столом. Ред и Дункан присаживаются на жесткие стулья напротив.
— В былые времена здесь, на Таннер-стрит, находился подлинный центр кожевенной промышленности, — говорит Лоу. — Можно сказать, это место было Флит-стрит нашего дела. Полный цикл, вплоть до кожевенного рынка, находившегося в конце улицы. А посмотрите на нее теперь. На месте производственных корпусов — жилые комплексы для банкиров, которые работают по ту сторону реки. Мы единственные оставшиеся здесь кожевенники, и мне не хочется верить, что в скором времени и с нами будет покончено. Однако нынче обработка кожи ведется по-новому, все процессы автоматизированы, и нам, с нашей традиционной технологией и скромными масштабами, просто не выдержать конкуренции.
Сквозь запыленные окна, выходящие на цех, Ред видит пару человек, сгорбившихся над длинными столами. В помещении находятся три здоровенные машины, но они, похоже, стоят без дела.
Он обращается к Лоу:
— Мистер Лоу, чем именно вы тут занимаетесь?
— В общем, обработкой кожи. Берем ее в натуральном виде…
— Со спины животных?
— Именно, и превращаем в материал, годный для изготовления обуви, сумочек и тому подобного. Нельзя ведь, знаете, содрать с коровы шкуру и надеть ее на ноги.
Лоу смеется хриплым смехом заядлого курильщика, который переходит в приступ кашля.
— Прошу прощения, — говорит он, вытирая капельку слюны в уголке рта. — Здоровье, знаете, уже не то, что было в молодости.
Очередной смешок, и новый приступ кашля.
Ред делает пометки в блокноте. «Кожа, — записывает он, и рядом, подчеркнув: — Садомазохизм?»
— Значит, вы, по существу, сдираете шкуры с животных? — уточняет Ред.
— О нет. Это предыдущий этап процесса, и он осуществляется между скотобойней и нашим производством. Мы получаем не туши, а шкуры. Обрабатываем их, но сами не снимаем.
— А чем занимался здесь Барт Миллер?
— Всем. У нас каждый владеет всеми операциями. Как уже говорилось, масштаб нашей деятельности невелик, и мы не можем позволить себе держать узких специалистов. Подменяем один другого, а когда нужно, наваливаемся на работу все вместе. Понимаете, о чем я?
— А носил ли Барт кожу? Одевался ли он когда-нибудь в кожаную одежду?
Лоу хмыкает.
— У него была кожаная куртка, и, бывало, он надевал кожаные туфли, но это все.
— А кожаные брюки, цепи там всякие — с этим как?
— Барт? В кожаных штанах да с финтифлюшками? Что же он, педик, что ли?
— Вы уверены?
— Конечно. Конечно уверен. Насчет чего другого не скажу, но уж ориентации Барт был самой что ни на есть правильной.