Само собой, от пищальников требовалось, чтобы было у них, «у конных и у пеших, у всякого человека, по пищали по ручной», а также «на пищаль по 12 гривенок безменных зелья, да по 12 гривенок безменных же свинцу на ядра (гривенка синоним фунта, несколько больше 0,4 кг. В.П. При весе обычной пищальной пули около 1214 г из 12 гривенок свинца можно было отлить более 300 пуль)». Кроме того, на пищальниках должны были быть «на всех на них однорядки, или сермяги, крашены»[146].
Во исполнение государева указа в феврале 1546 г. в Новгород были посланы писцы, которые по итогам повальной описи доложили, что «нынеча с Новагорода с Великого, с черных дворов и с гостиных с 4202 дворов, и с теми дворы, на которых живут пушкари и пищалники, опричь пожарных дворов и корчемных дворов, и что в площадь отошло, взятии пищалников 1271 человек, половина конных, а другая пеших»[147]. Еще 260 пищальников, также пополам пеших и конных, должна была выставить Старая Русса со своих 1473 с полудвором тяглых дворов. 131 тяглый двор Новой Руссы, что в Шелонской пятине, выставлял 12 конных и 12 пеших пищальников, 68 тяглых порховских дворов6 конных и 6 пеших пищальников, 177 живущих тяглых дворов Яма32, также пополам тех и других, и т. д.[148]
Стоит заметить, что присланные из Москвы писцы тщательно подошли к порученному им делу, отмечая разночтения между старыми записями в писцовых книгах и реальностью. Так, Микита Владыкин и подьячий Богдан Рукавок, посланные в Шелонскую пятину, сравнив старые записи по погостам Свинорецкому и Опоцкому, сократили норму выставляемых с них пищальников вдвое, с 6 до 3 (двух пеших и одного конного), поскольку вместо 30 живущих тяглых дворов в них оказалось налицо только 14[149].
Тем не менее определенных злоупотреблений избежать при исполнении требований «наряда» все-таки не удалось. В одной из новгородских летописей сохранилось известие о сыске по поводу невыставления 40 положенных по «наряду» пищальников на казанскую службу. «В том же году 54 (7054, т. е. 1545/1546 г. В.П.), перепустя зиму, в лете (т. е. летом 1546 г. В.П.) возили к Москве опалных людей полу третьяцати человек (т. е. 35. В.П.) новгородцов, што была опала от великого князя в том, што в спорех с сурожаны не доставили в пищалникы сорока человек; и животы оу них отписали и к Москве свезли, а дворы их оценив на старостах доправили»[150].
История эта имела продолжение. Новгородские пищальники попробовали было заступиться за своих товарищей и подать челобитную государю, «выехавшю на прохлад поездити потешитися» под Коломной (здесь, судя по всему, собралось русское войско в ожидании прихода крымского «царя» Сахиб-Гирея I, и в составе этой рати были и набранные с Новгорода пищальники). Воспользовавшись моментом, «начата государю бити челом пищалники ноугородцкия, а их было человек с пятдесят». Иван, настроенный «потешитися», отказался их принять и приказал их «отослати», недовольные же этим новгородцы «начата посланником государским сопротивитися, бити колпаки и грязью шибати». Разгневанный таким непочтением к его посланцам, юный великий князь (еще не царь) «велел дворяном своим, которые за ним ехали, их (т. е. пищальников. В.П.) отослати», и это решение привело к кровопролитию. Пищальники оказали дворянам сопротивление, те напустились на новгородцев и оттеснили их к посаду, откуда высыпали товарищи челобитчиков и «стали на бой и почали битися ослопы (любопытная деталь не с топорами и саблями они вышли, а с ослопами. В.П.) и ис пищалей стреляти». Государевы дворяне не замедлили ответить «из луков и саблями», «и бысть бой велик и мертвых по пяти, писал летописец, излагая официальную точку зрения на этот инцидент, по шти на обе стороны», так что Иван и его свита были вынуждены возвращаться к своему стану иным путем[151]. Разгневанный Иван потребовал разобраться, как получилось и «по чьему науку бысть сие съпротивство», и по итогам разбирательства были казнены бояре князь И.И. Кубенской и Ф.С. и В.М. Воронцовы «по прежнему их неудобьству, что многые мзды в государьстве его взимаху во многых государьскых и земьскых делех (следует ли этот пассаж, явно позаимствованный составителем летописи из произнесенного перед казнью приговора, понимать как намек на то, что казненные бояре были причастны к злоупотреблениям во время набора новгородских пищальников? В.П.)»[152].
Во всей этой истории обращает на себя внимание сплоченность и «корпоративный», если так можно сказать, дух, присущие новгородским пищальникам, их готовность идти до конца в защите своих интересов и своих товарищей, не останавливаясь даже перед применением оружия против государевых дворян. Можно ли считать такое войско благонадежным, можно ли на него положиться ответ напрашивается сам собою, и вполне возможно, что впечатления от коломенской «истории» сыграли свою роль спустя 4 года, когда Иван одобрил решение о создании корпуса стрелецкой пехоты (но об этом будет подробнее сказано позже).
Вернемся обратно к новгородскому «пищальному наряду» 1545 г. Если попробовать подвести общий итог, то в сохранившейся части документа зафиксирована цифра в 1815 конных и пеших пищальников, которых должна была выставить Новгородчина[153]. В среднем получается, что с каждых 56 тяглых дворов должен был выставляться один пищальник, конный или пеший, полностью снаряженный и вооруженный. При этом, что характерно, в требованиях к вооружению выставляемых пищальников ничего не сказано о холодном или древковом оружии. Пищаль является главным и основным оружием ратника, и ее наличием определялась его готовность к государевой службе, а все остальное, судя по всему, отдавалось ратнику на откуп, и он был волен довооружиться тем, чем пожелает и на что у него (или у тех, кто его снаряжает) достанет средств.