Совершенствование конструкции, удешевление производства и связанный с ними процесс роста эффективности ручного огнестрельного оружия, ускорившийся с конца XV в., обусловил и рост численности пехоты (как абсолютный, так и удельный), вооруженной аркебузами и мушкетами. Пехотная пика, благодаря которой пехотинец почувствовал себя на поле боя более уверенно, чем прежде, еще долго будет оставаться «королевой поля боя», однако уже в начале XVI в. кровавый опыт сражения Итальянских войн показал без аркебузира пикинер слаб и уязвим для неприятеля, способного поражать медлительные колонны пикинеров на расстоянии. Конечно, французский философ и моралист М. Монтень, заперевшись в своей башне, мог написать, что «шпага, которую мы держим в руке, гораздо надежнее, чем пуля, вылетающая из пистолета, в котором столько различных частей и порох, и кремень, и курок: откажись малейшая из них служить и вам грозит смертельная опасность Что касается огнестрельного оружия, то если не считать грохота, поражающего уши, к которому теперь уже привыкли, то я считаю его малодейственным и надеюсь, что мы в скором времени от него откажемся»[107]. Однако европейские генералы, раз за разом выводившие на поля сражений многотысячные армии, составленные из пикинеров, аркебузиров и конных рейтар и жандармов, вовсе так не думали и не выказывали намерений отказаться от этого как будто ненадежного новомодного оружия. Напротив, они стремились заполучить его в возможно больших количествах, благо с течением времени возможностей для этого становилось все больше и больше. Возрождение пехоты, наметившееся в позднем Средневековье, теперь получило новый толчок и новые блестящие перспективы.
Русская земля, с конца XIV в. постепенно втягивавшаяся в процессы, связанные с «пороховой» революцией, не могла остаться в стороне от этой постепенно набиравшей силу генеральной линии развития раннемодерного военного дела. У нее хватало недругов, разобраться с которыми можно было только при помощи оружия, а если огнестрельное оружие предоставляет дополнительные возможности в этом, то почему бы и нет? Русские летописи сообщают, что русские рати впервые познакомились с огнестрельным оружием в 1376 г. Тогда соединенная московско-нижегородская рать осадила волжский город Булгар, и тамошние гражане ополчились «противу их (русских. В.П.) и сташа на бои и начаша стреляти, а инии из града гром пущаху (выделено нами В.П.), страшаще нашу (т. е. русскую. В.П.) рать»[108]. Видимо, после этого случая великий князь Дмитрий Иванович повелел обзавестись для усиления обороны своей столицы некоторым количеством этих пусть и пока примитивных и не очень надежных, но перспективных средств ведения войны. И вот в 1382 г., во время печального для русских людей набега хана Тохтамыша, москвичи, отбиваясь от наседающих татар, «стрелами стреляхуть со заборол, инии же камением шибаху на ня (на татар. В.П.), друзии же тюфякы пущаху на ня, а инии ис самострел (под самострелом тогда на Руси понимали арбалет. В.П.) стреляху, инии же пушкы великые пущаху (выделено нами. В.П.)»[109].
Отстоять тогда Москву не удалось, и не потому ли первые серьезные успехи в развитии огнестрельного оружия на Руси был связаны не с Москвой, но с Тверью? В Твери артиллерия появилась чуть позднее, чем в Москве, под 6897 годом от сотворения мира (по нашему летоисчислению1389/1390 г.) в тверской летописи отмечено, что «из Немец вынесоша пушкы»[110]. Не прошло и двух десятков лет, как эмир Едигей, всемогущий правитель Орды, явившийся под Москву истребовать со своего неверного улусника князя Василия Дмитриевича, сына Дмитрия Донского, долг по ордынскому «выходу», затребовал у тверского князя Ивана Михайловича, чтобы тот немедля выступил к нему под Москву «со всею ратью Тферьскою и с пушьками и с тюфякы и с самострелы и со всеми сосуды градобийными»[111]. Иван, то ли опасаясь мести Василия, то ли еще по какой причине, саботировал требование эмира, «идучи не идяху». Его же внук Борис, напротив, поддержал сына Василия I Василия Темного, когда тот в ходе «Войны из-за золотого пояса» осадил зимой 1447 г. Углич, где затворился его главный враг, князь Дмитрий Шемяка. По просьбе Василия Темного тверской князь прислал к нему не только свою рать, но и «поушечника с поушками именем Микоулоу Кречетникова, но тако беаше той мастер, но яко и среди немец не обрести такова»[112].
Умелые действия тверской артиллерии, направляемой твердой и искусной рукой Микулы Кречетникова, обеспечили московскому князю победу угличане, устрашенные канонадой, открыли ворота своего города Василию. Сам же тверской князь тогда же осадил Ржеву, и, хотя ржевичи отчаянно отбивались от осаждающих, «бияхоу овии поушками, а инии пращами, а дроузии камением», однако мощь тверской артиллерии сказала свое веское слово и здесь «толь бо грозно, но якож от великого того громоу многым человеком падати»[113].
В ходе «Войны из-за золотого пояса» между Василием II и его дядей Юрием Дмитриевичем (а затем его сыновьями Юрьевичами, Василием и Дмитрием) огнестрельному оружию было негде развернуться осад было немного, больших полевых сражений и того меньше. Набеги, стремительные рейды и стычки немногочисленных отрядов составляли канву военной истории как самой этой смуты, так и беспокойной обстановки на русско-литовском и русско-татарском «фронтирах», где легкие на подъем отряды местных warlordов не давали спуску своим соседям по ту сторону рубежа, совершая «наезды» за «животами» и пленниками. Все переменилось после того, как Василию II удалось одолеть своих недругов, «перебрать» «людишек» и восстановить управляемость оказавшихся в сфере его влияния земель. Его сын Иван, будучи соправителем своего слепого отца, набравшись необходимого опыта государственного управления и получив хорошее наследство, перешел к активной политике, методично прибирая к рукам все новые и новые земли и накапливая тем самым необходимые ресурсы для дальнейшего продолжения экспансии. И хотя Иван III не читал Клаузевица и не подозревал о существовании максимы относительно того, что война есть продолжение политики иными средствами, тем не менее он, когда в этом возникала необходимость, без особых раздумий пускал в ход ultima ratio regis свое войско, в котором отнюдь не последнее место занимало огнестрельное оружие.