На эти проблемы накладывалась и другая. Европейцами, приехавшими в Россию раннего Нового времени, она воспринималась как весьма экзотическая страна, этакий Новый Свет (только расположенный на другом конце света от открытых Колумбом Индий). И здесь как нельзя более кстати будет тезис, сформулированный российским историком-антиковедом В.М.Тюленевым. Он указывал на необходимость «преодолеть традиционный функциональный подход современных историков к произведениям исторической прозы, перестать видеть в них исключительно поставщиков информации и оценивать античного или средневекового историка (в нашем случае писателя эпохи Ренессанса и раннего Нового времени. В.П.) только по его «честности», «непредвзятости», «аккуратности в отборе информации». «Представляется более важным, продолжал далее исследователь, что каждый писатель, бравшийся за перо историка, обладал некоторой суммой взглядов на прошлое и настоящее, философией истории, исходя из которой, он и организовывал исторический материал (выделено нами. В.П.)». Более того, «замалчивание» какой-либо информации, событийная путаница, «сгущение красок» оказываются в этой связи не столько проявлением «непрофессионализма» историка (в нашем случае мемуариста, автора записок о Московии. В.П.), сколько суммой его методов, с помощью которых он конструировал собственный исторический мир (в нашем случае свой собственный образ России. В.П.)»[71].
Говоря о «конструировании» образов, другой отечественный исследователь, А.И. Миллер, касаясь создаваемых в сознании книжников-интеллектуалов картин окружающего мира, «ментальных карт», отмечал, что «мы знаем, что они (ментальные карты. В.П.) тенденциозны, знаем, что оптика наблюдателей во многом предопределена господствующими дискурсами (той самой «философией истории, которой как основным критерием для отбора первичного материала при написании своего труда руководствовался его автор и о которой писал В.М. Тюленев. В.П.)» [72].
Таким образом, говоря об образе России, который создавали в своих сочинениях европейские путешественники, купцы и дипломаты XVI в. (и тем более интеллектуалы, работавшие с текстами очевидцев и никогда не бывавшие в Московии), мы должны учитывать, во-первых, тот факт, что их описания в большей или меньшей степени тенденциозны и носят ярко выраженный субъективный характер. Во-вторых же, не стоит забывать о том, что степень и характер тенденциозности их, этих описаний, определялись господствующим в европейском сознании на момент создания последних «дискурсов» идеями (той самой «философией истории»). Одним словом, европеец, приезжая в Россию, уже имел в своем сознании определенную ментальную «матрицу», некие ожидания, которые предстояло соотнести с тем, что он увидит на самом деле. Механика же этого процесса соотнесения ожиданий и реальности определялась соотношением массы факторов, объективных и субъективных (вплоть до того, что отношение европейца к московитам могло определяться успехом или неуспехом его миссии при благоприятном исходе отношение могло быть положительным, при неблагоприятном негативным).
Пожалуй, едва ли не главным создателем пресловутой «философии истории» по отношению к Московии можно считать имперского дипломата С. Герберштейна, дважды, в 1517 и 1526 гг., побывавшего в Москве с дипломатическими поручениями от дома Габсбургов и написавшего под впечатлением от увиденного знаменитые «Записки о Московии»[73]. Как писала отечественный историк А.Л. Хорошкевич, «его (Герберштейна. В.П.) «Записки» содержат разнообразную информацию о внутренней и внешней политике Великого княжества всея Руси, экономическом развитии и быте окружавших или входивших в него народов, общественной мысли и культуре»[74]. «Записки» имперского дипломата, впервые увидев свет на латинском языке в 1549 г. (sic!), быстро стали тем, что сегодня называют «бестселлером», и в последующем неоднократно переиздавались как на латинском (в 1551, 1556 и 1557 гг.), так и на других языках немецком (первое, авторизованное издание вышло в 1557 г.), итальянском (впервые в 1550 г.), английском (частичный перевод был сделан в 1555 г.). Хороший слог, обилие самой разнообразный информации, претензии на объективность ее передачи все это сослужило «Запискам» хорошую службу. Они не были первым сочинением о России раннего Нового времени, но именно они задали тон последующим описаниям Московии европейцами, заложив основы той самой «матрицы», о которой шла речь прежде.
Впрочем, не вдаваясь в подробный критический анализ сочинения Герберштейна, отметим, что, несмотря на довольно обширный блок информации относительно особенностей русского военного дела, имперский дипломат не слишком много говорит о русской пехоте времен Василия III и ее месте в военной машине Русского государства. Да и то, что было им сказано, выдержано в негативной, пренебрежительной тональности, не говоря уже о том, что описанная им картина не совсем соответствует действительности. По большому счету для целей нашей работы Герберштейн не слишком полезен.
Столь же малополезны (хотя порой и несут в себе крупицы информации[75]) записки и сочинения других иностранцев, датируемые временами правления Ивана III и Василия III XVI в.[76] Но начиная с 50-х гг. XVI столетия ситуация вдруг резко переменяется, и чем дальше, тем в большей степени. Московские стрельцы становятся постоянными «гостями» на страницах записок иноземцев, да и сама информация об этом «неприменном войске» русских государей становится все более и более разнообразна. Здесь и характеристика численного состава и структуры стрелецкого войска, и сведения о «географии» его размещения, и информация о порядке содержания стрельцов и самых порой мельчайших деталях их «повседневности» вплоть до расцветки кафтанов и характера вооружения. Особенно интересны в этом плане записки, дневники и сочинения англичан, дипломатов и купцов Московской компании (в особенности Дж. Флетчера и Дж. Горсея)[77], и польских шляхтичей, участников русской Смуты[78]. Небезынтересные сведения о стрельцах в начале XVII в. сообщает также и французский авантюрист Ж. Маржерет, служивший Борису Годунову, Лжедмитриям I и II, а потом и полякам[79], а также ряд других иностранных участников Смуты[80].