— Ты своего коня пристрелил, не так ли?
— Но ведь мы поменялись, — попытался спорить Ладислас. — Ты мне своего, я тебе — своего.
— Но твой конь погиб! — Тайрон встал между разбойником и лошадью и, вскочив в седло, улыбнулся, тогда, как атаман возмущенно заворчал. — С нынешнего дня тебе придется ограничиться своей собственностью. Я не собираюсь более делиться с тобой.
Тайрон развернул нетерпеливо переступавшего ногами коня, и тот взмахнул хвостом прямо перед лицом атамана. Приняв у подъехавшего Григория шлем, Тайрон водрузил его себе на голову и взмахнул рукой, призывая солдат следовать за ним. Петров, смеясь, подвел атаману косматую лошадку. Ладислас тихо шептал ругательства вслед удалявшемуся англичанину.
— Может, этот скакун и не так хорош, как пристреленный, — склонил сияющую лысину Петров, кивая на лошадку, и улыбнулся, — но уж лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
Иноземный полк перевалил холм и был уже в середине долины, когда первый предупредительный залп разорвал тишину. Неприятельские воины страшно удивились, когда перед ними откуда ни возьмись, появились конные, хорошо вооруженные гусары и встали поперек дороги, уходившей на следующий холм. Пока они приходили в себя, на гребне холма показались пушки. Командир медленно поднял саблю.
Отчаянно торопясь, иноземцы попытались выставить для стрельбы свои орудия. Имея явное численное преимущество, они хотели атаковать незадачливого противника и обратить его в бегство. Из нестройных рядов раздалось несколько мушкетных выстрелов — двое гусар упали на землю. В следующую же секунду русские пушки рявкнули оглушительным залпом. Второй залп вполне отплатил за потерю первых гусар. Богато разодетый иноземец заорал на командира. Тот в раздражении и ярости выкрикивал команду за командой. Подчиненные, обнажив клинки, пришпорили коней и помчались в атаку, но русская пушка снова выплюнула свинцовое ядро, и оно угодило в благородного поляка.
Гусары замерли на холме и поджидали противника, мчавшегося навстречу. Атакующие без труда преодолели первые несколько метров склона, но в этот момент заметили какое-то движение на флангах. Оказалось, еще две группы всадников, одетых во что попало, неровным строем мчались на них. И вот, повинуясь взмаху сабли своего командира, ожили гусары. Они помчались в атаку вслед за ним, а он полетел вперед с таким диким гиканьем, что кровь стыла в жилах и у своих, и у чужих. Неприятельские солдаты быстро поняли, что противостоять таким силам они не смогут. Они попытались было развернуть лошадей и скрыться, но обнаружили, что окружены — сзади подходил еще один отряд разношерстно экипированных людей.
Двое одетых в темное людей крались между деревьями под кремлевской стеной, как вдруг увидели телегу с фуражом, направлявшуюся к Боровицким воротам. Двое неизвестных прибавили шагу и очутились у ворот, как раз когда телега остановилась перед сторожевым постом. Пока крестьянин, очевидно, давно знакомый с охранниками, разговаривал с ними, две темные тени незаметно проскользнули внутрь.
Остановившись в условленном месте, они замерли, ожидая, когда пробьют часы. С последним ударом от Благовещенского собора отделилась еще одна тень — кто-то маленький осторожно приблизился к вошедшим в Кремль.
— Что вы тут делаете в этот вечерний час? — тихо спросил голос из-под большого капюшона.
— Мы пришли за изысканным блюдом, которое так любят все цари.
«Малыш» кивнул: Разве больше всего на свете цари не любят сидеть на троне?
Теперь все трое сгрудились, и «малыш» понизил голос до шепота:
— Вы проинструктировали своих людей?
Тот, у которого был грубый голос, заговорил:
— В назначенный час они устроят переполох.