И будет этот самовлюбленный врач нанизывать и взрослых, и детей на длинную иглу для катетеризации подключичной вены. Скольким повредит легкие, скольких отправит на тот свет?
Я грустно смотрел на Володьку и думал: а ведь ему оставаться здесь еще черт знает сколько времени. Да, конечно, только он займет мое место и будет возглавлять реанимационную службу безопасности нашего славного шахтерского края, находившегося на передовой начавшейся бандитско-гражданской войны. Уголь, кровь, японские бусы в виде всяческого ширпотреба и авто разделили все население на стреляющих и убегающих. И, наверное, только мы, врачи, были посередине.
Я грустно смотрел на Володьку и думал: а ведь ему оставаться здесь еще черт знает сколько времени. Да, конечно, только он займет мое место и будет возглавлять реанимационную службу безопасности нашего славного шахтерского края, находившегося на передовой начавшейся бандитско-гражданской войны. Уголь, кровь, японские бусы в виде всяческого ширпотреба и авто разделили все население на стреляющих и убегающих. И, наверное, только мы, врачи, были посередине.
Я очень часто вспоминал этот путь до морга, он часто снился мне и будет сниться до конца жизни.
Но не всегда. Я помню, как несколько месяцев назад тихой летней ночью я вышел на улицу покурить. И вдруг какое-то движение теней, вспышка выстрела, маты и крики. Я быстро вернулся в приемное отделение. Но через пять минут туда же ворвались человек восемь, и все со стволами. Антонина, сестра приемного отделения, ростом под два метра и весом под центнер, моментально забилась под маленькую кушетку. Я, уже убегая по коридору в операционную с двумя сестрами, удивился ее цирковым способностям. Мы бежали втроем по длинному коридору, и я, как в замедленной съемке, представлял красное многоточие на белых халатах, прочерчивающее наши спины. Мы влетели в операционную живыми. Но через две минуты ворвались неизвестные нам бойцы, содрали с операционного стола несчастного и тут же пристрелили его.
И вот мой друг, Володька, оставался. Я не знал тогда еще, что через полгода Хмара рванет к своим родичам в Канаду, и мы больше с ним не увидимся. А сейчас я смотрел и думал:
«Володька, ну как ты справишься с такими недоумками, как Сугробов, без меня, без Юрца, без тех, кто уже покинул наш край, ссыльный и тюремный?»
Конечно, Сугробову уезжать было не резон, и я все гадал, когда он бросит анестезиологию с мать ее реанимацией и подастся в бандиты. Тут мои мысли прервались меня позвали к телефону в приемное отделение.
Артем, это я, Марина.
Маринка, жена моего старого корефана из Междуреченска, ныне успешного коммерса, но все равно оставшегося прекрасным парнем, Мишки Акимовского.
Привет, Мариш, как дела, как успехи?
Артем, Миша у тебя.
Марин, где у меня? Дома, что ли? Лариса в Москве с детьми
Артем. Голос ее был ледяным. Артем, Миша у вас в морге, тебе два часа назад должны были передать
В эфире повисла тяжелейшая пауза. Я вспомнил, как два часа назад Леночка что-то говорила об умершем земляке в морге.
Мариша, перезвони через час, я сейчас разберусь.
Словно во сне, я побрел, не переодеваясь, по сугробам в морг. Мороз был под сорок, день солнечный и тихий. Я потом очень часто вспоминал этот путь до морга, он часто снился мне и будет сниться до конца жизни. Громадное белое поле, вдалеке сараюшка морга, и я, бредущий по этому полю, в белом халате и белом колпаке, в сандалиях на голые ноги.
Морги российские, морги русские. Сараюшка морга была завалена покойниками. Они лежали голые и в одежде, мужчины, женщины и дети, все вперемешку, на дощатом полу. Мишку долго искали, перебрасывая тела других покойников, и наконец нашли. Но я не понял, что это был он. Я не узнал его, хотя знал, что это он. Мишку вскрывали на грязном секционном столе с замерзшими потоками крови видимо, после предыдущих секций. Судебный медик, одетый в шубу с накинутым на нее халатом, дрожа от холода и периодически согреваясь спиртом, все сделал быстро и точно. Мишка умер от перелома всех ребер, от разрыва легких, средостения, разрыва селезенки и печени, множественного разрыва кишечника и множественных переломов костей таза. Шансов у Мишки не было никаких. Его убили.
Я не поехал на похороны. Не смог. Это была первая моя потеря в той гражданско-криминальной войне первая, но не последняя.
Радостная история
Ты сегодня спросила меня:
Отчего ты помнишь только печальные истории с ужасным концом? Нельзя жить только в мире теней. Неужели все в твоей жизни так мрачно? Сплошное горе, сплошные смерти
Что мне сказать тебе, мой друг, конечно же, нет. Только те, кто выжил, те, кто выздоровел, их большинство. А те, кого я провожал в последний путь, они в моем сердце, они боль моя и моя печаль. Ибо в каждом фатальном случае я чувствую свою вину. Чувствую свою несостоятельность и как врача, и как человека. Это мой постоянный бой со смертью, мой путь.
И сразу же после нашего разговора я вспомнил о той грандиозной битве со смертью. Той, что во многом определила мою судьбу.
И сразу же после нашего разговора я вспомнил о той грандиозной битве со смертью. Той, что во многом определила мою судьбу.