Все здесь было выдержано в светло-серых тонах: шелковая обивка на стенах, пушистые ковры, плотные бархатные портьеры на окнах. На прикроватном столике лежали книги Дитера, а на туалетном — стояла фотография его матери в серебряной рамке. С нее смотрела улыбающаяся женщина с мягкими белокурыми волосами. Несомненно, она ужаснулась бы, узнав, что ее сын собирается жениться на француженке… которая уже носит под сердцем его ребенка.
— Ты что-то очень серьезна сегодня, дорогая, — Дитер протянул Лизетт коньяк.
— Я подумала о твоей матери. О том, как она огорчится, узнав, что ее невесткой будет француженка.
На губах Дитера заиграла улыбка.
— Моя мама стойко принимает любые сюрпризы. Кроме того, доверяет моему вкусу. Она не расстроится, дорогая. Тем более когда познакомится с тобой.
Лизетт наклонилась над шахматной доской, не желая, чтобы Дитер заметил ее сомнения.
— А твоей королеве по-прежнему грозит опасность, — насмешливо заметила она. — Ты знаешь, как спасти ее?
Волосы Лизетт рассыпались, закрыв ее лицо, и Дитер откинул их.
— Да. — Он передвинул коня, чтобы защитить королеву, — Но шахматы могут подождать. — Осторожно уложив Лизетт на кровать, Дитер начал расстегивать ее блузку.
Лизетт прижалась к нему, решив рассказать обо всем Дитеру сегодня ночью, только чуть позже.
Глава 8
Положив голову на плечо Дитера, Лизетт гладила светлые волосы на его груди.
— Мне надо кое-что сказать тебе, — тихо промолвила она, чувствуя, как теплый ночной ветерок принес в комнату благоухание роз.
— Что именно, дорогая?
Лизетт приподнялась на локте и посмотрела на Дитера.
— У нас будет ребенок.
— Что? — Мгновенно приподнявшись, он уставился на нее.
— У нас будет ребенок, — спокойно повторила Лизетт.
— Боже мой! Ты уверена? Когда ты узнала об этом?
— Я догадалась об этом пару недель назад, но теперь совершенно уверена.
Лизетт поняла, что Дитера обуревают те же чувства, которые испытала в первый момент и она: оцепенение, удивление, постепенное понимание, радость и, наконец, тревога.
— Но что же нам делать? Как ты справишься одна? Нам ведь придется расстаться. Последний срок завершения строительства системы обороны — восемнадцатое июня, а после этого меня могут отправить…
Лизетт улыбнулась:
— Справлюсь, как и любая женщина, рожающая во время войны. Даже еще лучше, зная, что ты рад этому.
Дитер привлек ее к себе. Глаза его пылали такой страстной любовью, что у Лизетт учащенно забилось сердце.
— Еще как рад, дорогая! Но теперь я должен обеспечить безопасность не только твою, но и ребенка.
— Дитер, даже если союзники высадятся в Нормандии, нам будет лучше здесь, чем в Париже. Там не хватает продуктов, а кроме того, мне очень тяжело видеть Париж униженным и побежденным.
Зная, что Лизетт не хочет уезжать, он взял ее за плечи и серьезно посмотрел ей в глаза:
— Если Вальми станет местом боевых действий, ты не сможешь оставаться здесь. Побережье будут бомбить с такой же яростью, с какой бомбят Шербур и Кан.
— Отец поговорил с Мари. Ее семья живет в Баллеру, и мы отправимся туда. Это довольно далеко от побережья, но вполне доступно для тебя.
Дитер кивнул. Граф правильно рассудил. В Баллеру графине и Лизетт будет гораздо лучше, чем в Париже. Глаза влюбленных встретились. Оба сейчас думали о ребенке, о будущем.
— Боже, как же мне хочется, чтобы у нас были общие мечты! — воскликнула Лизетт. — У меня разрывается сердце, когда мы говорим о победе и поражении, потому что вкладываем в это разный смысл.
— Мы мечтаем об одном, — тихо сказал Дитер. — О мире.
— При Гитлере ни за что не будет мира! — в отчаянии возразила Лизетт. — Никогда! Союзники должны победить, Дитер.