Даже и вид делать не буду, что описанные здесь упражнения действительно работа с «техникой речи». Я их подобрала по соседским «огородам» и использую исключительно в своих целях. А цели эти на самом деле состоят совсем не в том, чтобы участники тренинга стали говорить глубокими поставленными голосами или дышать как положено, а в том, чтобы они, во-первых, как можно скорее и под благовидным предлогом понарушали какие-нибудь правила приличия, а во-вторых, чтобы сами речевые автоматизмы чуть-чуть расшатались, тем самым расширив область маленьких и органичных для человека изменений. Тут придется объясниться. Извольте.
Как тренер я совершенно не заинтересована в том, чтобы участники распоясались по полной: ни пользы в этом, ни удовольствия, поскольку контролируемое и подавляемое обычно состоит из всякой пакости; мне вся эта помойка ни к чему, а людям завтра в глаза смотреть друг другу тоже должно быть не стыдно.
Но у публичной речи в самых ее плоских и нудных образцах «срезано» вообще все, что хоть как-то выходит за рамки воображаемого усредненного стандарта. И если вспомнить, что всех нас воспитывали путем бесконечных замечаний, а речь с самого начала, с детства постоянно оценивается, то становится понятно, что опасения «прозвучать не так» обоснованны. Кроме того, экспериментировать с речью запрещали особым образом: коверканье слов, как и гримасы, относятся к довольно рано пресекаемым детским прегрешениям.
Но мы-то собираемся экспериментировать, выходить за рамки без этого ничего нового в манере, стиле и самочувствии не появится! А поскольку технические упражнения исключительно комичны и уродливы, они выполняют роль своеобразной «вакцинации», направленной против «вируса сверхнормативности». Мы позаботимся о внешних приличиях и соответствии корпоративному стандарту позже: никто не начнет на своих выступлениях кукарекать и плясать вприсядку, плевать на пол и резать правду-матку, честное тренерское. Адекватность ситуации, аудитории и рекомендуемым образцам наше все.
Но беда в том, что большинство участников тренинга адекватны всему этому с таким запасом, так на всякий случай соблюдают и придерживаются, что для чего бы то ни было живого вообще не остается пространства. Меру, до которой можно быть живым человеком во время выступления, они на самом деле установили для себя сами и со значительным превышением пределов необходимой самообороны. А что касается микроструктуры навыков, то здесь тоже без осторожного расшатывания давно сложившихся стереотипов не обойтись.
Всякий или почти всякий навыковый тренинг имеет дело не с отсутствием навыка, а призван до какой-то степени изменить имеющийся, место несвободно, там что-то уже есть. Более того, это «что-то» не так уж плохо, никто не собирается от него избавляться совсем, но пока оно сидит крепко, ничего нового тут не вырастет. Поэтому всякие красивые слова про «расширение спектра», «развитие компетенции», «обогащение и развитие того-сего» подразумевают обязательную и порой не очень заметную работу по дезавтоматизации имеющихся паттернов. И если мы хотим получить на выходе немножко больше свободы, гибкости и произвольности, одним из технических приемов, облегчающих последующую работу, является расширение спектра доступного и допустимого звучания.
Всякий или почти всякий навыковый тренинг имеет дело не с отсутствием навыка, а призван до какой-то степени изменить имеющийся, место несвободно, там что-то уже есть. Более того, это «что-то» не так уж плохо, никто не собирается от него избавляться совсем, но пока оно сидит крепко, ничего нового тут не вырастет. Поэтому всякие красивые слова про «расширение спектра», «развитие компетенции», «обогащение и развитие того-сего» подразумевают обязательную и порой не очень заметную работу по дезавтоматизации имеющихся паттернов. И если мы хотим получить на выходе немножко больше свободы, гибкости и произвольности, одним из технических приемов, облегчающих последующую работу, является расширение спектра доступного и допустимого звучания.
Звук как таковой голос не считается нашими участниками чем-то первостепенным, они же не вокалисты.
Их сознательное внимание, а с ним все опасения и притязания связаны по большей части с тем, чтобы «донести мысль» и снискать социальное одобрение. Паравербальных характеристик собственной речи, когда она привычна и по форме и по содержанию, они обычно вообще не слышат. Всякого рода игры с голосом это возможность подобраться ко многим другим речевым характеристикам «с черного хода».
Заодно между делом слух немного сенсибилизируется говоря по-человечески, обостряется и начинают восприниматься небольшие различия в том, что слышно. Вот несколько примеров упражнений, основанных на идее дезавтоматизации и разрабатывающих ее, понятно, что в моей кладовой таких упражнений десятки и описывать все совершенно незачем.
Можно, к примеру, предложить участникам разбиться на пары и за ограниченное и небольшое время по очереди описать любой неприятный для слуха и любой же приятный звук природный, механический, бытовой, какой угодно. По горячим следам сразу после этого можно попросить их рассказать друг другу о том, чем отличались их голоса, когда описывались «плохие» и «хорошие» звуки. Попробуйте кому-нибудь ярко описать надсадное жужжание соседской дрели: если вы будете говорить не о своих ощущениях, а о самом звуке, ззззвуке, зззззвуке вы не обойдетесь без минимальных, почти неосознаваемых элементов звукоподражания. Весь этот скрежжжет, шшшипение, виииизг не только описывается, но и немного показывается, и это даже зафиксировано в языке. То же и с ласкающими слух звуками, будь то звонкая капель, журчание ручья или мурлыканье кошки. Если из этого трехминутного этюда можно извлечь рациональный смысл, то, наверное, он уместен на каком-нибудь «телефонном» тренинге мол, в голосе слышно все, ничего не скроешь. Но двигаться к содержательным выводам на основании трехминутного действия мне всегда казалось не совсем приличным.