Тут осторожней. Тут полно люков-ловушек.
А когда он невольно посмотрел себе под ноги, я грубо захохотал.
В кабинете я спросил:
Сейф вам не открыть? Там часть мисс Фокс. Вот так мы все это и провернули: разрубили ее на части и попрятали в разных местах.
Когда мы двинулись наверх, он уже закипал, хотя старался не подавать виду, и верил мне процентов этак на девяносто семь. Он поставил одного человека у лестницы и начал с комнаты Вулфа. Фриц тоже поднялся, чтобы следить за порядком: на всякий случай, а то вдруг я отвлекся бы. Должен признать, что вели они себя вежливо, хотя искали тщательно. Им показался слишком высоким двойной матрас на постели под черным шелковым покрывалом, и один из них его отвернул, проверяя, не спряталась ли под ним мисс Фокс. Роуклифф прошелся мимо книжных шкафов, измеряя на глазок их глубину изнутри и снаружи в поисках потайного шкафа, отодвинул экран, на котором висела мишень, и посмотрел, нет ли за ним потайной дверцы. А я все это время отпускал всевозможные шуточки, какие только приходили на ум.
В моей комнате, когда Роуклифф начал раздвигать висевшую в шкафу одежду, я сказал:
Послушайте, у меня предложение. У меня есть длинное платье однажды выиграл в лотерею Давайте вы отведете меня к Кремеру, скажете, что я Клара Фокс. После этого вашего спектакля сдается мне, что ему не хватит ума сообразить, что я не она.
Роуклифф выпрямился, вынув голову из шкафа, сверкнул на меня глазами и заорал:
Ты заткнешься или нет, а? Или я тебя отведу, и не к Кремеру!
Что за ребячество, лейтенант, ухмыльнулся я. Сами валяете дурака, а потом хотите сорвать злость на честных гражданах. Но погодите-ка, погодите! Может, вам еще повезет!
Роуклифф развернулся, протопал к лестнице и пошел на следующий этаж, а его парни за ним. Должен признать, я слегка занервничал, когда они вошли в Южную комнату. В общем-то, сложно провести где-то десять часов и не оставить следов. Но они искали не следы, а женщину. А эта женщина идеально выполнила инструкции Вулфа, так что все обошлось. Они пробыли там всего пару минут и примерно столько же в Северной комнате, где ночевал Сол Пензер. Когда они вышли оттуда, я открыл перед ними дверь на узкую лестницу и учтиво придержал.
Четвертая остановка оранжерея; она же последняя. И поверьте моему слову: если вы споткнетесь о подставку, где стоят орхидеи, у вас будет куда больше неприятностей, чем сегодня у нас.
Роуклифф был уже готов. Он старался не проговориться и не подавать виду, но он сломался. Он рявкнул:
Вулф там?
Да, там.
Ладно. Джек, за мной. А вы двое, ждите здесь.
Втроем мы поднялись наверх. Я шел сзади и потому крикнул Роуклиффу, чтобы входил. Войдя, он увидел лифт, стоявший с открытой дверью. Он крикнул вниз:
Эй, Эл! Поднимись сюда, проверь шахту.
Эта оранжерея производила впечатление и на людей, которым лейтенант Роуклифф был не чета. Тут ахнул, например, Пьер Фракар, президент Французского общества садоводов. Она и на меня производила впечатление, хотя я входил сюда по десять раз на день и притворялся перед Теодором, будто мне все равно. Разумеется, в феврале вид у оранжереи роскошнее, чем в октябре, но Вулф и Хорстман придумали свои способы украшать ее в любое время года. Войдя в первое помещение, где были собраны гибриды одонтоглоссумов, онцидиумов и мильтоний, Роуклифф и его коп так и остолбенели. На металлических уголках, посверкивавших серебряной краской, на бетонных лавках, на полках стояли и висели три тысячи орхидей, и казалось, здесь даже воздух переливался зеленым, голубым, желтым и красным. Для меня, человека который знает, какой бывает оранжерея, когда она во всей красе, зрелище было слабоватое, но придираться я не стал бы.
Вы что, пришли на цветочную выставку? поинтересовался я. Вы билетов, между прочим, не покупали. Давайте за дело.
Роуклифф пошел первым. Он шел по центральному проходу. Один раз он остановился, заглянул под скамейку, а я расхохотался, а потом сделал вид, будто поперхнулся, и сказал:
Прошу прощения, лейтенант. Понимаю, вы здесь по долгу службы.
Он двинулся дальше, по-прежнему распрямив плечи, но я видел, что его боевой дух приказал долго жить.
В следующем помещении, где были каттлеи, лелии, гибриды и всякая мелочь, стоял в углу Теодор Хорстман и раствором удобрений поливал цимбидиумы, которые растут в земле, и Роуклифф на него лишь взглянул, но ничего не сказал. Коп, шедший за ним, тем временем остановился и сунул нос в лиловую чашечку крупного гибрида, и я сказал ему:
Не пахнет. Если тут есть приятный запах, это от меня.
Мы прошли насквозь отделение тропических растений, где были сняты решетчатые щиты и сияло солнце, и перешли в горшечную. В горшечной было больше места, где можно было спокойно двигаться, и тут кое-кто находился. Там, прислонившись спиной к металлическому стеллажу, стоял по-прежнему безупречно чистый, без единого пятнышка, Фрэнсис Хоррокс и что-то говорил Вулфу, проверявшему пневматический ороситель. На длинный низкий ящик с приготовленным для орхидей грунтом сверху были положены две доски, на которых стояло горшков тридцать пять или сорок с Laeliocattleya lustre. Вулф поливал их из оросителя и успел полить заодно все вокруг. Хоррокс тем временем говорил: