А там завертелось. Торг начался. А денег-то у меня и нет. Пришлось как бы между прочим скинуть куртку, ошеломить селянина золотым блеском потёртого погона, разноцветьем наград, надавить званием и должностью. Аргумент так себе, понимаю. Вот если бы револьвером размахивать начал, тогда да. А так Но заинтересовал материально. Предложил бартер. Он меня в город отвозит, а я ему А что я ему? Марки, что у пилотов нашёл, даже предлагать не стал. Лишился ещё одного пистолета вместо марок. Потом уже сообразил, как всегда после, что стесняться не стоило. Глядишь, здесь немецкие деньжата больше бы ко двору пришлись
Но, тем не менее, уже через полчаса мы выехали из этого села. Со слов возничего, до Стрыя доберёмся к ночи. Если Бог даст. Бог не Бог, а маузер я на всякий случай из мешка достал и на дно телеги под сено спрятал. Так он по-любому ближе будет
После полудня перекусили, я расслабился, глаза слипаться начали. Тут конные и налетели. Выскочили из-за поворота дороги, словно черти, закружили снежную карусель вокруг телеги. Я только что и успел пистолет из нагрудного кармана выхватить, да на дорогу спрыгнуть. Головой верчу в разные стороны стрелять, не стрелять? Не разобраться в этой круговерти. Здесь же кругом свои должны быть?
Всадники лошадей горячат, из-под копыт комья снега летят. Морды у всех красные от ветра и лёгкого морозца, глаза злые и Пьяные? Отчётливый сивушный перегар сразу донесло и даже крепкий запах лошадиного пота перебило. Не было печали Значит, свои
Шинели армейского образца в снежной пыли, папахи чёрные, у всех кинжалы, шашки, у каждого винтовка за спиной. Казаки? Мне что главное? То, что шашку никто не обнажил, и в мою сторону стволами не тычут. Пока оглядывался, да головой крутил, руку с пистолетом словно огнём ожгло, рвануло в сторону. Браунинг и улетел. Хорошо хоть не в снег, тут же в сено на телеге и зарылся.
Зашипел, потянулся за оружием
Ты пистолетик-то не лапай, а то и по второй руке получишь! Кто таков будешь? Документы имеются? У казачка глаза шальные, от спиртного даже белёсые какие-то. Губы сухие, обветренные, в трещинках кровь запеклась. Нагайкой в руке поигрывает, только и ждёт повода ударить ещё разок. Петро, прибери пистолетик-то.
Сбоку кто-то спешился, я и не смотрел, кто. Глаз с плётки не сводил. Только когда чья-то рука мой пистолет цапнула, только тогда и глянул, кто цапнул. Молодой какой-то казак. Ладно. Ну а что мне делать было? Не стрелять же в своих? Но и удар плёткой не забуду. Оно хоть и через кожу куртки не больно почти совсем, но обидно, скорее, до боли. Спускать такое никак нельзя. Но и не в моём положении сразу права качать. Аккуратно нужно. И были бы они трезвые, другое дело
Документы имеются. Достану? потянулся расстегнуть куртку и достать бумаги.
Доставай. Только глупостей не делай.
Да какие тут глупости а сам в это время куртку постарался пошире распахнуть, награды засветить, да и погон на плече показать.
Доставай. Только глупостей не делай.
Да какие тут глупости а сам в это время куртку постарался пошире распахнуть, награды засветить, да и погон на плече показать.
Ага! Заметили! Подобрались. Главное, плётку убрали. Но вины за собой не чувствуют, это сразу видно. Да и какая может быть вина? Свидетелей нет (возница не в счёт), вокруг все свои, а война Война всё спишет
Шамрай, Коваленко, проводите его благородие к сотнику! Пистолетик сотнику отдадите. Остальные за мной! вернул мне мои бумаги шальной, развернул коня и умчался.
За ним и остальные ускакали, забросав меня с ног до головы снежными комьями из-под лошадиных копыт. Понтярщики Молодой Петро задержался. Дождался, когда остальные ускачут, подъехал, передал мой пистолет Шамраю, и вдогонку своим поскакал.
Следуйте за мной, Ваше высокоблагородие.
Да не такие уж они и понтярщики. Службу знают. Один впереди поехал, другой рядом со мной держится, присматривает как бы.
Далеко ехать не пришлось. Первое же село на этой же дороге. На околице дорога рогатками перегорожена. И рядом казачий пост выставлен. Шамрай перекинулся парой слов с караульными, рассмеялся чему-то в ответ, на меня оглянулся, въехал в село. Казаков здесь много, в каждом дворе на постое стоят, своими делами занимаются. В мою сторону между делом поглядывают, но любопытных вопросов никто моим конвоирам не задаёт.
Заехали во двор самой большой и богатой с виду усадьбы, спешились. Возница так на улице под приглядом местной стражи и остался. А меня в хату пройти вежливо пригласили.
Зашёл. Внутри тепло, чесноком пахнет, луком и самогоном. Остановился сразу же за порогом, осмотрелся. Слева на стене верхняя одежда висит офицерская кавалерийская шинель с папахой и башлык. Оружия не вижу. Стол у окна. За столом офицер в чёрном бешмете с серебряными газырями сидит. Погоны тоже серебряные. Хозяев избы не увидел. Зато мой провожатый к столу подошёл, доложился, пистолет мой отдал.
Сотник выслушал, внимательно на меня глянул, осмотрел. Виду не подал, но я понял, что внутренне скривился. Да я бы и сам от своего вида скривился. Тем не менее, отодвинул лавку, встал, привычным отработанным движением складки бешмета расправил, представился: