Связь с Брусиловым есть? кричу за спину и тут же получаю утвердительный ответ. Передавай. В полосе пролёта наблюдаем значительное скопление живой силы и артиллерии противника. Железнодорожная станция забита составами. Ведём воздушный бой с немецкими самолётами. Штурман, дай ему координаты места!
И дальше мне снова становится жарко. Выше нас расплываются белые пушистые облачка
Шрапнель! ухожу в сторону Карпат со снижением. Выше ну никак нельзя, да и не получится на трёх-то моторах. Штурман! Курс к Брусилову?
Сто десять!
Стискиваю зубы и выкручиваю на указанный курс. И натыкаюсь на очередной разрыв. Грохот и треск, самолёт вздрагивает, жалобно стонет, но летит. Не дают нам шанса вернуться к своим. Иду к горам, прямо на самолёты с крестами!
Всё целы?
Маяковского ранило! кричит из грузовой кабины Лебедев.
Семён! кошусь вниз, и казак поднимает голову от прицела носового «Максима». Забирай свою шайтан-машину и дуй в грузовую. И пристегнуться там не забудь!
Командир! Расходный третьего двигателя пробит! доклад Смолина заставляет только чертыхнуться.
Тяни до последнего!
А истребители противника так и кружат неподалёку. Даже с курса убрались, подставляться никто не захотел. Не хотят приближаться, ждут, когда нас шрапнель добьёт. Эх, не успели мы высоту набрать Так бы хоть покрутились змейкой бы походили, вверх-вниз пошмыгали бы, прицел бы артиллеристам посбивали
Пока держимся в горизонте. И мотор с пробитым баком ещё работает. Только очень уж ощутимо тянет вправо, приходится прикрываться левым креном и подрабатывать педалькой.
Как я ущучил очередной залп, не знаю. Но отпустил педаль, ослабил усилия на штурвале Самолёт даже как-то выдохнул облегчённо и начал резко заваливаться в правый крен, пошёл со снижением к земле. А я только лишь придержал его от такого чрезмерного заваливания.
Зато этот угаданный мною залп расцвёл чуть левее и выше, ударил по крыльям и кабине шрапнельной осыпью. Всю левую бочину самолёта осыпал частым горохом. И резко оборвался рёв левого крайнего мотора, колом встал пропеллер. Всё! Теперь точно не уйдём
Но высота ещё есть, два мотора тянут вперёд, горы уже на подходе. Винты слева и справа раскорячились в потоке, тормозят ощутимо. Движки на пределе сил работают. Разворачивающие моменты практически компенсировали друг друга, машина гораздо легче стала управляться. Правда, ни о каком возвращении и речи быть не может, не выпустят нас. Да и к Брусилову уже не пробиться. И тут засбоил, зачихал вспышками пламени из выхлопных сопел третий мотор. В животе лёд комком сжался крылья же у нас в масле и бензине Сглазил!
Командир, пожар на правой плоскости!
Обороты второго на максимуме, прикрываемся креном и тянем, тянем со снижением в сторону гор, уходим подальше от видимых внизу частей противника. Долететь до своих никак не получится, придётся садиться на вынужденную. А внизу противник. Прыгать? Я до последнего не буду, а экипаж? Приказать им? В плен попадут Зато живыми останутся! Стоп! Какое к чёрту покидание, если у нас раненый на борту? Так что только один у нас вариант садиться на вынужденную! И постараться сесть так, чтобы и в плен не попасть, и к своим как-то умудриться выйти
Командир! Истребители возвращаются! голос Семёна пробивается через шум и свист воздуха в кабине. Ого, сколько нам дырок в фюзеляже наковыряли!
А не дадут нам прыгать, расстреляют сейчас! И не сманеврировать уже. Остаётся тянуть до последнего и отстреливаться. Так и сказал.
Загрохотал «Максим», тут же ему завторил «Мадсен» с левого борта. А с правого? А там же Маяковский ранен!
Командир, разреши? штурман уже отстегнулся и встал со своего кресла, потянул за собой парашют. И заковылял назад, к молчащему пулемёту. Только и посмотрел ему вслед, на мешающей продвижению парашютный ранец.
И нет у нас другого выхода, кроме как сесть в каком-нибудь глухом месте. А горы уже вот они, рукой подать наползают, весь обзор мне заслонили. И пока у нас ещё есть хоть какая-то высота я могу подобрать подходящую для вынужденной посадки площадку. Тянуть до последнего никак нельзя! И я кручу головой, ищу и нахожу кажущийся более или менее ровным заснеженный участок длинного пологого склона. Да, именно склона. Придётся садиться. Короткими движениями штурвала и педалей выхожу на посадочный курс, рассчитываю посадку на этот склон. А за спиной грохочут пулемёты
Садимся на левый склон. Снижаемся и слева в окне проносится зелёная стена хвойников. Тут же резко обрывается и зелень сосен и елей сменяется чистой и нетронутой белизной снега. Потихонечку убираю усилия на штурвале, самолёт сразу же кренится вправо. А мне только это и нужно! На склон же садимся! Теперь главное выдержать направление педалями! Слышу (или кажется, что слышу), как законцовка левого нижнего крыла касается снежного наста. Шуршит так, что в ушах скрежещет. Значит, не показалось. Увеличиваю правый крен, какое-то время лечу параллельно склону. В горизонтальном полёте машина не держится совершенно, и мы мягко касаемся снежного наста колёсами. Катимся, катимся Пока летим. Даю команду на выключение двигателя. А мгновением позже падает и скорость, и подъёмная сила машина проседает, колёса взрезают твёрдую корку и зарываются в снег