Профессор говорил медленно, четко выговаривая каждое слово, делал паузы. Так ведут себя лекторы. Но мне, бывшей преподавательнице французского языка в третьесортном московском институте, захотелось его поторопить. Честное слово, мне неинтересно, как молодо выглядит сейчас госпожа Королева. Если одна подопечная интерната умерла и воскресла в образе другого человека, то лучше сосредоточиться на ее истории.
Я не удержалась и перебила Аристова.
И что она вам сказала про Бузурукинскую?
Про нее ничего, ответил Аристов, мы беседовали о книге Игоря. Он там ерунды понаписал, целый криминальный роман наваял. Наталья не сдержалась, выпалила: «Бред просто». Минуточку.
Аристов встал с кресла, открыл секретер, добыл оттуда толстую записную книжку и пробормотал:
Я все собирался написать рецензию на опус Игоря. Он планировал выпустить его в двух томах. В первом завязка истории, так сказать, замануха для читателей: в интернате лишали людей жизни. Вторую часть он не успел написать, скончался. Игорь обвинил руководство в убийстве пациентов. Я собрал материал для опровержения. Но не опубликовал его.
Глава девятая
Профессор надел очки.
В пасквиле Игоря упомянуты Валентин Петрович Коркин, Анна Игоревна Абакумова, Григорий Юрьевич Лебедев, Ксения Федоровна Бузурукинская.
Они жили в интернате? уточнила я.
Верно, душенька, кивнул Аристов, все в разное время ушли из жизни, но по естественным причинам: инфаркт, инсульт. Ничего вроде пищевого отравления или «упал в ванной, шею сломал». Ни малейшего намека на криминал, никакого: «Съел несвежую сосиску и скончался»! Бедняги болели, они не раз попадали в местную больничку, потом умирали.
Михаил Петрович закрыл талмуд.
Душенька, поймите меня правильно, я не принадлежу к категории людей, которые, не зная истины, делают далеко идущие выводы, поднимают лай в интернете: «У нас отвратительная медицина, российские лекарства ничего не лечат, вот в Америке все врачи прекрасные, они там одной таблеткой с раком любого органа справятся».
Аристов поморщился.
Врачи везде разные, в каждой стране есть и плохие, и хорошие. Медикаменты тоже неодинаковы, везде попадаются «пустышки». Это я так долго собираюсь вам сказать, что больничка в те далекие времена в Юрасове была маленькая. Три или четыре врача, хирурга не было. Если требовалось оперативное вмешательство, пациента везли в Москву, благо она близко. А от инфарктов-инсультов в пятидесятые годы двадцатого века погибала большая часть больных. Массовых операций по удалению тромбов еще не делали, шунтирования, стентирования тоже. Статины и бета-блокаторы не изобрели, «умных» таблеток от гипертонии не было. Губил пациентов и постельный режим. Сейчас после инфаркта на второй день ставят на ноги, начинают ЛФК, а в середине двадцатого века человек лежал в кровати два, а то и три месяца. В результате пневмония и уютное место на погосте. Понимаете, душенька?
Я кивнула.
Несчастные подопечные интерната умирали в местной больнице. А где их хоронили?
Понятия не имею, пожал плечами профессор.
Я встала.
Огромное спасибо за помощь, поеду в приют.
Хотите побеседовать с Натальей Ивановной? уточнил Аристов.
Верно, подтвердила я.
Душенька, с легкой укоризной произнес профессор, только зря скатаетесь. Игорь э уж простите, скажу честно, врун! Он хотел получать много денег, но не работать. Мама моя пыталась его образумить. Куда там! Братец всегда получал три копейки. В свое время я предложил ему работу у моих друзей. Оклад во много раз выше, чем он имел в архиве. Лентяй сначала загорелся, а когда узнал, что пахать предстоит с девяти утра до девяти вечера, обедать на ходу, заканючил: «Ну нет, пусть будет небольшая зарплата, но останется время на отдых». Опус свой он выпустил в то время, когда тема врачей-убийц активно муссировалась в прессе. Такую чушь писали газеты! Бездомного убили и вырезали у него печень для пересадки. Господи! Донорский орган подбирается с учетом многих параметров, проводят массу анализов, определяя, кому печень может подойти. И, уж простите, кому нужен орган алкоголика, наркомана, сифилитика? Просто слов нет. Игорь решил на этой волне в мутной воде рыбку поймать. Вот и состряпал сей пасквиль. Поверьте, никакой правды, кроме фамилий, в нем нет. И о Бузурукинской вы ничего в Юрасове не узнаете. Понятия не имею, как там сейчас идут дела. Возможно, Наталья по-прежнему приютом заведует.
Я сказала:
Все же я съезжу в Юрасово.
Михаил Петрович поднялся.
Душенька, не хочется вас отпускать одну, я давно хотел снова побывать в тех местах. Давайте я познакомлю вас с Натальей. Чем черт не шутит, вдруг она помнит Бузурукинскую? Вам она ничего не сообщит, а если меня увидит, то разговорится.
Я смутилась.
Не хочется отвлекать вас от работы.
Аристов засмеялся.
Душенька, я уже целую неделю не могу выжать из себя ни строчки связного текста. Творческий кризис. Среди моих знакомых есть писатель Плешаков. Он не очень известен, но у него есть своя аудитория. Когда у Плешакова стопорится рукопись, он начинает злиться, но трудно ведь ругать себя. Поэтому Александр налетает на жену за какую-нибудь, по его мнению, провинность: «Не смотри на меня так!» кричит он на бедную Лидочку. Супруга у него терпеливая, но Саша знает, как довести ее до нужного состояния. В конце концов жена возмущается: