Воровство и голубятники
В те времена голубятники не только завлекали в свои голубятни чужих голубей, но и воровали их ночами друг у друга. А потом, чтобы замести следы, увозили их в Тамбов на птичий рынок и обменивали на каких-нибудь чубатых красавцев, уверяя деревенских голубеводов, что они купили их за свои деньги. Я думаю, с этого и началась у Мишки «Краба» страсть к воровству как способу добыть незаработанные деньги. Мишка «Краб» и Колька «Дуняхин» совершили даже не воровство, а ограбление пожилой и одинокой старушки, которая жила слева от нашего дома, за домом «Корзубов» в самановой развалюхе с подслеповатыми оконцами. Все подростки и взрослые называли ее «баба Параша Зуда» за привычку жаловаться на окружающих и на свою бедность. От работы и от старости она согнулась в три погибели и ходила всегда с «бадичком», опираясь на него как на третью ногу. По деревенским меркам и по тем временам это было самое злодейское и дерзкое ограбление, которого не было ни до этого, ни после этого случая. А произошло вот что. Бабушка по старости лет не водила ни коров, ни овец, но выкормила поросенка и пригласила поздней осенью кого-то из специалистов зарезать поросенка и засолить его в бочке, чтобы зимой иметь мясную пищу. Каким-то образом Мишка и Колька прознали об этом и решили выкрасть куски поросячьей туши для продажи. Вход в деревенский погреб всегда располагается в нежилом блоке избы, который называется чуланом или погребицей. Чулан отделен от места, где спала «бабушка Зуда», теплой и плотной деревянной дверью, обитой войлоком. Воры надеялись бесшумно вскрыть заднюю надворочную дверь и потихоньку выкрасть из погреба мясо, не разбудив бабушки. Как старый человек спала «баба Параша Зуда» очень чутко, к тому же имела хорошее зрение и слух. Когда воры уже выгрузили два мешка мяса из погреба и хотели скрыться, бабушка проснулась и бросилась на защиту своей собственности. Если бы воры бросили краденое и скрылись, на этом дело бы и кончилось. Жадность оказалась выше разума. Воры связали бабушку веревкой и угрожали убить ее, если она будет кричать или заявит в милицию. Бабушка стихла, но по скрюченным пальцам она опознала Мишку «Краба» и утром заявила о нападении и краже участковому милиционеру Чурикову, который жил на станции Сабурово.
Участковый Чуриков
Чуриков, может, был и не так сметлив, как его киношный собрат Анискин, но дело свое знал не хуже Анискина. Он начал работать участковым еще до войны, а закончил в 70-х годах прошлого века в связи с уходом на пенсию. И за это время всякие случаи воровства и грабежей, на которые поступали заявления граждан, он уверенно раскрывал. Участкового Чурикова не боялись ни подростки, ни взрослые, но все о нем отзывались очень почтительно и уважительно за справедливость и объективность. Я уже говорил, что и сам я катился по наклонной плоскости, как говорила моя покойная мать, «открывал ногой дверь в тюрьму». Через год после окончания школы, уже студента второго курса Котовского индустриального техникума, прямо в Котовске меня в первый и последний раз арестовала милиция. Вы не поверите, но это был участковый Чуриков. Никаких преступлений в Сабурово и в своем поселке я не совершал, но в сентябре нас, студентов техникума, по существующему в те времена порядку, отправили на месяц в Инжавинский район Тамбовской области, в колхоз на уборку урожая. В один из вечеров мы купили у местных цыган самогонного зелья и по пьяному делу залезли к одному из колхозников на пасеку, сломали один улей и растащили из этого улья соты, чтобы полакомиться сотовым медом. Через неделю работы в колхозе закончились, и мы, участники разграбления улья, приступили к учебе в техникуме Котовска. Мы уже забыли о своем хулиганском поступке, в полной уверенности, что никто из серьезных милицейских работников не станет нас искать по такому мелочному преступлению. Но не тут-то было. Видимо, пострадавший хозяин пасеки написал заявление в милицию, и началось следствие. Так как я учился на химика-технолога по взрывчатым веществам, то в нашей группе девушек не было. Днем мы работали и в полном объеме выполняли поставленные задания, а вечерами употребляли «цыганский» самогон и вызывающе вели себя в местном клубе. Я еще по деревенской косности не освоил все премудрости стиляжьей жизни, а вот мои тамбовские, ростовские и курские друзья-студенты были настоящими стилягами. Они не только носили модные прически и узкие брюки, но и умели танцевать буги-вуги, рок-н-ролл и другие иностранные танцы, да и своим вызывающим поведением всячески старались выделиться из толпы молодежи. Не отставал от них и я, но если на танцах я был только рядовым «подпевалой», то после танцев становился настоящим вожаком, потому что умел лазить по чужим огородам и щедро делился этим опытом со своими друзьями-студентами.
Воровство сотового меда
Когда глубокой ночью после танцев, в поисках яблок мы набрели на пасеку, я и убедил своих городских товарищей, что ночью пчелы не кусаются. Если сильно стряхнуть спящих пчел из сотовой рамки и быстро отбежать в сторону, то пчелы не успеют среагировать и покусать нас, а мы насладимся сотовым медом. Вынув три или четыре рамки из улья, мы покинули пасеку и, поровну разделив добычу, довольные вернулись в свой сарай на ночлег. Утром мы, как всегда, отправились убирать колхозный урожай. Не помню, занималась ли местная милиция расследованием этого преступления. Раз было заявление, то, наверное, занималась, но поиск вела среди местных хулиганов, которых тоже было достаточно большое количество, а нас не трогали. Скоро мы закончили работу в колхозе, и нас отвезли в Котовск. Здесь мы продолжили студенческие занятия на втором курсе, забыв об этом происшествии. Участковый милиционер Чуриков из Сабурова, по месту моего прежнего жительства, приехал на своем потрепанном и допотопном милицейском «УАЗе» в Котовск, отыскал меня в техникуме, вызвал в кабинет к директору Кривошеину и предложил написать чистосердечное признание, как я организовал уничтожение улья и кражу меда на частной пасеке у колхозника в Инжавинском районе, где мы оказывали помощь в уборке колхозного урожая. Для меня это было полным шоком. Шоком было не то, что милиция «вычислила» причастность студенческой группы к краже меда, а то, как, каким образом участковый Чуриков из Никифоровского района оказался привязан к поиску преступления, совершенного не в его районе. Мало того, он еще и прибыл лично в техникум Котовска, чтобы произвести мой допрос и снять с меня показания. Раньше ведь не было Интернета, а телефонная связь на уровне районов осуществлялась ручной коммутацией, да и никто не мог приказать одному из участковых милиционеров раскрывать преступление, совершенное не на его «земле», а в другом районе области. Значит, участковому Чурикову поступил звонок о возможной причастности бывшего жителя Сабурова к преступлению, а дальше он действовал по собственной инициативе. Пока заканчивал Сабуро-Покровскую десятилетку, а затем поступал в техникум, я не числился в хулиганах, и Чуриков никогда меня не задерживал и даже не проводил со мной профилактической беседы.