Вот и брат мой Лев сейчас тяжело болен, больше лежит и не ходит, написал воспоминания о ней, нашей маме, Журавлевой-Троицкой Антонине Николаевне из деревни Растригино Владимирской области.
Лев Журавлев. Портрет мамы
Как теперь жить? Сын смотрит на портрет покойной матери, висящий на стене комнаты. На фотографии красивая женщина лет 25. Густые темные волосы волнами, ниспадающие вниз. Большие глаза, небольшой носа, чувственные губы. Поповна, дочь сельского священника, гимназистка, сельская народная учительница. Говорят, она хорошо пела под гитару старые романсы. Но сын никогда уже не помнил ее такой молодой, красивой. Помню ее рано и сильно постаревшей, седой, с морщинистом лицом, с добрыми лучистыми глазами, слегка сгорбленную, всегда бедно одетую. Тяжелая жизнь, пятеро детей, смерть двоих, война, муж-хулиган рано состарили её.
Сын смотрит в глаза на фотографии и вдруг они как будто ожили. Между глазами мамы и глазами сына протянулись какие-то нити, возникли непонятные токи. Они проникли в мозг сына, по всему телу пробежала мелкая дрожь. И по этим нитям потекли слова: «Мужайся, сынок! Не падай духом! Вспомни, какие трудности мы перенесли, но ничего, выжили». И сын вспомнил. Война. Эвакуация. Деревня. Мама работает учительницей в сельской школе. Встает каждый день затемно, затопляет печь, выгоняет коз в стадо. Затем печет лепешки из высушенной и толченой в ступке картофельной шелухи, кормит ими нас, детей, и бежит в школу. После школы вместе со старшим братом на огород. А затем, вечером, засыпает над ученическими тетрадками. Как она умудрялась кормить троих детей?.. Хорошо, что помогал колхоз, обеспечивал бесплатными дровами. Но их надо было еще наколоть, что с удовольствием уже мог делать старший брат. Летом она наравне с женщинами-колхозницами работала в поле, зарабатывая трудодни. Сын помнит это жаркое лето 42-го года. Цепочку согнувшихся женщин с серпами в руках, которые жали стебли ржи, ловко закручивая их в снопы. Мальчишки и мой старший брат лет 14 складывали их в копны.
В полдень, когда солнце становилось невыносимым, все ложились в тень и отдыхали, прикрывшись от насекомых платками. Или на пахоте, когда один из этих ребят шел за плугом, который тащила лошадь, и за ними женщины, впрягшиеся в борону, как бурлаки на известной картине, и среди них мама. Это запомнилось ему на всю жизнь и выработало у него стойкое уважение к трудовым женщинам. Вот именно они выиграли войну.
Как немцев от Москвы отогнали, мы в конце 44-го года вернулись. Но в Москве жизнь была не легче. Поэтому, когда отца направили служить в военный авиационный учебный полк в Сибирь, он взял меня с собой.
Жизнь прекрасна, но ее законы жестоки. А в Москве по улицам провели колонну немцев, взятых в плен Белоруссии при их окружении армией Рокоссовского.
На заботы потомков надеяться не приходится
Были же люди! А теперь только могила. Вот и моя могила находится на Ваганьковском кладбище.
Как войдете, так по главной аллее до конца, это 12 километра. Далее направо примерно 150 шагов и справа, в третьем ряду огромная, двойная, углом, серая гранитная глыба. И в ней мой портрет, который я заблаговременно врезал к своему семидесятилетию. Там же портрет матери, Журавлёвой-Троицкой Антонины Николаевны, и отца, Журавлева, Ивана Ильича, а также моей первой жены красавицы Эммы Владимировны и сестры Розы Ивановны. Площадь плиты большая, и там вполне уместятся портреты и жены Тони, и брата Льва Ивановича Журавлева, которые живы, но находятся в тяжелом состоянии. Хорошо, что я предусмотрел такой памятник. Тут всем родственникам место для портретов хватит. Теперь я вижу, что правильно врезал свой портрет заживо. Вряд ли кто-нибудь будет посещать мою могилу после моей смерти. Да и хоронить-то меня будет некому. 24 кандидата, защитивших диссертацию, неизвестно где, близко вокруг меня их нет. О трех докторах наук, моих учениках, вообще ничего не слышно.
Такая же история и с великими людьми, похороненными на Ваганьковском кладбище. Стоит посетить их могилы: Климент Аркадьевич Тимирязев; Сергей Есенин; Владимир Высоцкий; художник Шишлов; Демихов, много знаменитых спортсменов и артистов.
В общем, на Ваганьковском вспомните большую часть истории России. Стоит посетить и найти мою могилу. Она нестандартная, к тому же это и спортивная задача.
И почти все эти могилы заброшены, даже могила К.А. Тимирязева, хотя его именем назван самый большой сельскохозяйственный вуз Тимирязевская с/х академия. Я уже предлагал их ректору и председателю месткома учредить традиционное посещение могилы в дни рождения и смерти К.А. Тимирязева. Пока результатов не вижу. А меня если кто-нибудь будет вспоминать и посещать, так это друг Любовь Яковлевна Жаркова, к который я в течение 40 лет ежегодно по 12 раза в год ездил в Саранск на улицу Терешковой. Она моложе меня на 18 лет, а после нее обо мне никто и не вспомнит.
Отчаяние
Это состояние, когда надо что-то делать, надо обязательно делать, а ты видишь, что ничего сделать не можешь, ничего, ибо перед тобой стена. И ты понимаешь, что эту стену ты не пробьешь.