Но… если ты так легко воспламеняешься от одного только поцелуя, я могу представить себе, какие радости ожидают меня сегодня ночью в опочивальне.
Кто-то из стоявших рядом гостей хмыкнул, услышав это замечание Экстона, и шум в зале, словно по команде, возобновился. Теперь все передавали друг другу слова милорда и от души потешались. У Линни, однако, не хватало душевных сил, чтобы позволить себе разозлиться, поскольку главным чувством, которое она в тот момент испытывала, был стыд.
О каких таких радостях говорил Экстон? И как она воспримет эти неизвестные ей услады?
Экстон тем временем слегка отодвинулся от Линни и, чтобы покончить, наконец, с представлениями, в последний раз торжественно провозгласил:
— Моя жена, леди Беатрис. Прошу любить и жаловать! «Но ведь меня зовут Линни», — думала несчастная невеста, лихорадочно отыскивая взглядом силуэт настоящей Беатрис.
«Я ужасная, испорченная девушка, я испытываю тягу к человеку, который является смертельным врагом моего семейства. А ведь я поклялась всячески способствовать его низвержению».
Эта печальная истина не давала Линни покоя, и, чтобы набраться сил для того, что ей предстояло ночью, ей было необходимо хотя бы еще раз встретиться взглядами сестрой.
Беатрис, однако, нигде не было видно. «Теперь уже неизвестно, когда я увижу ее в следующий раз», — в панике подумала Линни. Она осталась в полнейшем одиночестве в доме с человеком, который только что стал ей мужем, и наедине с горькими мыслями о том, что бабка на ее счет, возможно, не слишком ошибалась, когда утверждала, что у нее в душе роятся одни только черные помыслы.
Экстон, продолжая крепко прижимать к себе Линни за талию, повел ее к возвышению в зале, где находились кресла хозяина и хозяйки замка. Линни чувствовала при каждом шаге его крепкое мускулистое бедро, прикасавшееся к телу.
— Мы не станем засиживаться за пиршественным столом, — сказал ей на ухо Экстон, обжигая своим горячим дыханием.
Она озадаченно на него посмотрела и снова увидела в лице знакомое уже ей выражение, делавшее этого человека похожим на голодного медведя, у которого при взгляде на нее текли слюнки.
— Да, моя дорогая, — заметил де ла Мансе, будто читая ее мысли и отвечая на ее невысказанный вопрос. — Я голоден, и мне не терпится насытиться, но не жареной телятиной или запеченным лебедем. Я желаю полакомиться тобой, птичка. Впрочем, как мне кажется, ты тоже не против чуточку вкусить от брачных удовольствий. Этим и будем заниматься всю ночь до самого рассвета. Можешь не сомневаться.
Глава седьмая
Линни ела мало — зато много пила. Ее отец и бабка восседали за господским столом, но не на привычном возвышении, где располагались хозяева замка. Места во главе стола теперь занимали Линни и ее — подумать только свежеиспеченный муж. Чтобы увидеть сэра Эдгара или леди Хэрриет, ей приходилось заглядывать через массивное плечо Экстона де ла Мансе, чья богатырская фигура закрывала от нее дальний край стола. Впрочем, Линни не злоупотребляла этим, поскольку созерцание родственников не дарило ей душевного покоя.
Поначалу за пиршественными столами царило некоторое замешательство. Людям, принадлежавшим к партиям де Валькура и де ла Мансе, непривычно было лицезреть обоих лордов разом. В особенности не по себе было сторонникам де Валькуров, чей патрон сменил кресло лорда на обычную деревянную лавку. Однако ж по мере того, как выпивка делала свое дело, голоса собравшихся начинали звучать в унисон, перемежаясь временами громкими взрывами хохота. Посыпались двусмысленные, да и просто неприличные шутки, которыми было принято обмениваться во время свадебных торжеств. Вскоре они стали долетать и до возвышения в центре зала, где сидели самые знатные гости.